– …пожаловать адмиралу Тай Кортезу, генерал-губернатору провинции Серганна, потомственный титул барона! – донеслись словно сквозь пелену слова обер-церемониймейстера.
Обомлевший Кортез, как ни старался, не смог сдержать удивления – конечно, в глубине души он надеялся, что Император признает его заслуги, но он даже не мечтал о том, что его наградят не только высшим орденом, но и даруют наследственный, а не личный титул.
Момент искреннего выражения чувств не укрылся от тысяч людей, которые, находясь на императорском приеме, наблюдали за происходящим в главном зале на голографических экранах. Немного позже режиссеры постарались, чтобы и миллиарды зрителей по всей Империи увидели, что герой галактики и ныне барон Тай Кортез является обычным человеком, который не чужд выражению эмоций.
Император, приняв из рук адъютанта награду, заметил изменившееся лицо Кортеза, едва дернул уголком рта в одобряющей, как показалось новоиспеченному барону, улыбке и легким движением прикрепил Галактический крест на левую сторону мундира. Вручение символов баронской власти Кортез практически не запомнил – он во все глаза смотрел на невзрачного, невысокого человека в белом мундире, который вернулся на свой трон.
Император приковывал взгляд. Тем, что взгляду не за что было зацепиться на властителе одной из самых крупных и сильных держав в исследованной галактике. Обычный человек, немного усталый. Очень молодой, по виду.
В свою очередь сам Император пристально разглядывал генерал-губернатора, которому только что даровал баронское звание. Этот тупой мужлан из системы с поистине варварским названием, которое император забыл, едва услышав, выглядел настоящим увальнем. Вот даже и дернулся не в ту сторону, когда принял баронскую корону и пустую перевязь для шпаги, на которую только предстояло нанести герб. Лицо императора скривилось – внутри колыхнулось раздражение на этого дурака барона, на обер-церемониймейстера, который объявлял очередного кандидата на монаршую благодарность, на эти сальные лица, которые белыми пятнами собрались вокруг, открывая черные дырки ртов для приветственных криков во славу Империи и Его Величества.
Император, не меняя безразличного, немного усталого выражения на лице, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. На этот раз титулом награждался какой-то промышленник, но правитель подниматься с трона не стал, шевельнув пальцем руки. Лично Император награждал только тех, кто находился на действительной воинской службе. Это было частью плана, предложенного ему главой департамента стратегического планирования: Империи нужны были герои, и граждане должны были видеть, что героем стать легко, выгодно и почетно. Император ничего не жалеет для своих подданных из состава армии и флота.
Вот еще один герой. И еще один. Со всех концов страны слетелись – взгляд Императора сощурился в очередной, вовремя погашенной внутри вспышке ярости. Один из невидимых гостям операторов первого голоканала, который в этот момент взял крупным планом лицо властителя, поспешно отвернул камеру. За такие кадры недолго и с работы вылететь. В безвоздушное пространство.
Император с трудом дотерпел до окончания церемонии награждения, а после поднялся и проследовал в свои покои, пока гости мерзкой гусеницей перемещались по дворцу, направляясь в Золотой зал, где были накрыты многочисленные столы. Там император появился только через несколько часов – ему требовалось время, чтобы восстановить душевное равновесие. По пути в зал его вновь попытался остановить министр обороны, и даже успел произнести несколько фраз, напомнивших Императору об одной из проблем.
Скаргейл. Мерзкое слово, мерзкое название, мерзкие системы. В этот раз император едва сдержался – лишь отмахнувшись от министра, проследовал дальше. Но настроение было безвозвратно испорчено. К нему вновь вернулся страх.
Он привык бояться. Всю жизнь, с самого рождения он постоянно чего-то боялся. Сначала отца, потом ответственности, терапторов, Скаргейла, умников. В те светлые моменты, когда проблемы отступали, император начинал бояться страха – он знал, что страх ушел ненадолго, а скоро вернется. Постепенно на первый план вышел страх за свое здоровье – в последнее время императора начали мучить частые головные боли, а еще периодически бывало, что болезненным спазмом стягивало грудную клетку от шеи до низа живота, словно протягивая внутри скручивающимся жгутом нервов. Правитель часто не мог заснуть – у него начинало бешено биться сердце, перехватывало дыхание, он ощущал постоянную сухость во рту – пил практически непрерывно, в его спальне стояло сразу несколько графинов воды, которые менялись каждые несколько часов.
Если Император начинал сильнее бояться – подумав, к примеру, несколько раз за вечер о том, что совсем скоро начнется война с Скаргейлом, он после этого не мог заснуть. Но если никто его не донимал, проблемы, о которых не говорилось вслух, как будто отступали, переставая существовать – поэтому любое напоминание о них рождало в Императоре вспышки невероятной раздражительности.
Каждый день император проводил по несколько часов в самой лучшей регенеративной камере, какая только существовала в галактике. Стоимость восстанавливающих процедур исчислялась миллионами кредитов, и ежедневно на экране правитель наблюдал полностью зеленую проекцию своего тела. Здорового физически – любой практикующий доктор, если бы ему задали вопрос, ответил бы, что у Императора проблемы с психикой. Впрочем, после того как бесследно исчезли несколько специалистов, допущенных лично к Императору, никто из осматривающих правителя докторов не рисковал высказывать свои мысли вслух. Очень, очень осторожно советовали лишь прогулки на свежем воздухе, спорт и по возможности не перенапрягаться. Думать о хорошем.
У правителя одной из сильнейших держав в галактике было прогрессирующее тревожное расстройство, но ему об этом никто не говорил – или боялись, или имели прямой приказ. А он сам боялся об этом спросить – если о проблеме не говорить, ее не существует.
Многочисленные кланы и группировки, приближенные к власти – или сама власть, как дома из опоры трона на первый, сторонний взгляд заняли выжидательную позицию. Никто пока не собирался поднимать вопрос о недееспособности Императора – понимая, что это моментально может стать смертным приговорам, открывая путь к власти другим, использовавшим уязвимость того, кто будет первым. На самом же деле большинство пользовались царившим при дворе хаосом для укрепления своего положения и закулисной борьбы – все понимали, что подобное долго продолжаться не может. Вопрос замены Императора был уже давно решен – а кто будет кандидатом, пока решалось в подковерной борьбе – длящейся уже не одно десятилетие и по накалу превосходившей все ведущиеся Септиколией войны за последние столетия.
За последние восемь лет – с момента начала «восстания» умников, многолетняя борьба кланов перешла в эндшпиль, что наложилось на очередной пик обострения расстройства Императора. Что совсем не способствовало порядку в Септиколийской империи. Во многих имперских – даже столичных департаментах, ожидало высочайшего одобрения великое множество неподписанных указов. Вопросов, требующих незамедлительного решения, накопилось невероятно много – вал уже грозил перерасти в критическую массу, это понимали все участники схватки бульдогов под ковром. Но уступать, или действовать первым, пока не начинал никто.
