Император уже забыл, зачем задирал платье – все его внимание сейчас занимал небольшой лоскут ткани на бедрах. Раздался треск, и невесомая деталь туалета отлетела в сторону, а леди, повинуясь нажиму императора, развернулась и наклонилась. Недостаточно низко – следующий резкий толчок правителя заставил ее уткнуться лицом в полированную поверхность стола. От звука удара Император распалился еще больше, торопливо освобождаясь от мундира.
Через несколько секунд раздался сдавленный стон – Лавинии от резкости действий было больно, но Императора это только подстегнуло – он рванулся еще несколько раз и почти сразу зарычал, не выдержав – все его тело забилось в конвульсиях от накрывшего наслаждения. Переждав несколько секунд, правитель снова начал двигаться, резко, грубо. Не выдержав, он схватил леди за длинные волосы, притягивая их на себя. Снова стон, и снова Император почувствовал подходящую волну наслаждения. Некоторое время он равномерно двигался, а потом вдруг почувствовал усталость, обыденность и даже некоторую долю отвращения к распростертой перед ним девушке, у которой вокруг шеи до сих пор было собрана комом лазурная ткань платья. Правитель замер на мгновенье, пытаясь понять, что с ним произошло. После, инстинктивно дернувшись еще несколько раз, он посмотрел на безвольно выгнутую спину леди, на которой дугой выделялись острые позвонки.
Отвращение и раздражение.
Снова тупая покорность, никаких эмоций – скривившись, понял причину своего разочарования в процессе правитель. Отстранившись, он вновь не удержался от гримасы отвращения к произошедшему, которое понемногу начинало его переполнять. Снова бросив взгляд перед собой, он воззрился на безвольно выгнутую спину. Всего несколько минут назад такая неотразимая леди лежала сейчас безвольной неуклюжей куклой, покорившись судьбе, загнав свои эмоции глубоко внутрь и больше не показывая их.
У Императора, естественно, были женщины – и много. Пытаясь угодить правителю в постельных утехах, фаворитки шли на немыслимые ухищрения, стараясь угадывать желания властителя. Демонстрируя свои эмоции, они кричали, визжали, но в их действиях правитель подспудно чувствовал фальшь. И вот вроде бы сейчас, когда удалось получить истинное наслаждение, Императора едва не выворачивало от омерзения – настолько ему была противна лежащая перед ним с тупой покорностью девушка. Но вдруг, повинуясь некому мимолетному импульсу, он потянулся к ней и схватил за талию, чуть выше места, где выпирала косточка, сильно сжал кожу, чувствуя, как она стягивается под его пальцами. Раздался болезненный возглас, леди попыталась выгнуться, извернуться, убежав от боли, но Император от этого еще крепче вцепился в нежную кожу. С удивлением и вновь нарастающим возбуждением ощущая даже некоторое сопротивление. Несерьезное – он справился с ним через пару мгновений, а после, вдруг отстранившись и пристроившись к леди снова, помогая себе рукой, очень резко дернул бедрами вперед, и почти сразу же от стен кабинета отразился никак не сдерживаемый крик боли.
Через несколько часов Император чувствовал еще большее омерзение. Но в то же время его не покидало сладкое послевкусие удовлетворенности в груди. Правитель одновременно терзался произошедшим – то чередуя отвращение к обнаженной девушке, которая сейчас недвижимо лежала на полу, не обращая внимания на свои бесстыдно раскинутые ноги, то наслаждаясь невероятной теплотой, когда перед глазами вставали картины произошедшего. Удалившись к себе в покои, правитель в этот вечер принимал ванну гораздо дольше обычного – он чувствовал себя грязным. Но впервые за несколько лет сон его был глубок и спокоен.
В отличие от Императора, у новоиспеченного барона Кортеза не было даже желания хоть на мгновенье сомкнуть глаза. После того как перед ним захлопнулись двери императорских покоев, предельно вежливый и настойчивый церемониймейстер приказал одному из придворных сопроводить адмирала к боллерту, который доставил его в департамент геральдики, где некоторое время было потрачено на получения всех причитающихся барону регалий, оформления документов, регистрации герба и прочие формальности. Происходящее Кортез практически не запомнил – перед его глазами стояла картина того, с каким выражением смотрел Император на его супругу. Гоня от себя прочь разные мысли, адмирал, закончив с формальностями, попробовал было снова попасть во дворец. Но неудачно – высочайший прием уже закончился, и боллерт развернули на самой границе зоны безопасности дворцового комплекса.
Кортез, снедаемый тревогой, сомнением и ужасаясь мыслям, которые приходили ему в голову, отправился в гостиницу. Практически до самого утра он мерил шагами гостиную огромного люкса, двигаясь уже механически и просто стараясь ни о чем не думать.
Сверкающий боллерт с эмблемой императорского гаража появился с первыми лучами рассвета, зависнув у персонального воздушного причала, которым был оборудован каждый номер-люкс в гостинице. Распахнулся боковой люк, и на широком трапе появилось два кавалергарда в закрытой броне. Несколько тягостных мгновений ожидания, и в темном проеме выхода показалась Лавиния. Бледная девушка двигалась осторожно, будто была невероятно хрупкой и от каждого движения могла рассыпаться. Она шла на негнущихся ногах, немного неуклюже. Словно опасаясь делать резкие движения.
Повинуясь импульсу, Кортез рванулся ей навстречу, пробежал несколько шагов и остановился у распахнутой прозрачной двери террасы. Лавиния, сойдя по трапу на открытую площадку, прошла несколько шагов и остановилась. Она смотрела прямо, но не в глаза супругу, а словно через его плечо. Отказываясь верить своим предчувствиям, Кортез остановился. Кавалергарды между тем исчезли в боллерте, боковой люк закрылся, и изящная машина, мягко завалившись вбок со снижением, отвалила от причала гостиничного номера. Сверкнув золотыми вензелями императорского герба на брюхе и набрав скорость, через пару мгновений боллерт превратился в точку на фоне белесого рассветного неба, а после и вовсе исчез из виду.
Несколько томительных минут Кортез неподвижно стоял, разглядывая свою супругу, которая по-прежнему смотрела куда-то ему за плечо, избегая требовательного взгляда. Вдруг Кортез заметил, как по щеке девушки одна за другой сбегают слезы. Рванувшись вперед, он в два шага преодолел разделяющее их расстояние. Стоило только ему обнять Лавинию, как адмирала словно разрядом пронзило.
Он уже не боялся своих мыслей и догадок. Он знал. Это был даже не запах, а некое животное ощущение. Адмирал просто почувствовал, что оправдались самые страшные его опасения. Лавиния же, оказавшись в объятиях мужа, не выдержала и разрыдалась, уткнувшись ему в плечо.
Они простояли на террасе долго. Очень долго: оба боялись разомкнуть объятия – ведь тогда придется посмотреть друг на друга.
– Мне нужна медкапсула и коррекция памяти, – тихим шепотом нарушила первой молчание Лавиния. – Пожалуйста, – еще тише прошептала она и вновь расплакалась.
Кортез, замерший изваянием, через некоторое время смог сглотнуть. И вдруг вспомнил разговор с лордом Растером, который состоялся и недавно, и одновременно очень давно. В той, прошлой жизни, которая сейчас разделилась на два отрезка – «до» и «после». Мысли адмирала устремились далеко-далеко, и в то же время нахлынуло чувство тоски – Кортез понимал, что в ближайшее время путь на Целесту ему закрыт – это будет выглядеть слишком подозрительно. Придется ждать. А учитывая жжение ненависти, это будет невероятно сложно.
