Когда осознал, что рев самолетов прекратился, понял, что застрял. Меня реально засыпало по самую шею. Рядом ворчал и пытался вылезти Иван. Как самый сильный из нашей тройки, он вытащил себя, а затем и нас с Егором. Речи о занятии позиций уже не шло, ни батальона, ни полка, в котором мы и находились, в помине не было. Кругом трупы, перевернутая земля, искореженные орудия – и стоны, крики, рев. Бляха, как же опять грустно и страшно! Меня вновь рвало, как и многих других. Кругом просто месиво из человеческих тел и грязи. Все смешалось, кони, люди… Лермонтов словно сам был на Бородинском поле, когда писал такие строки. Вот и мне сейчас кажется, что на всем поле, что раскинулось вокруг, нет живого места.
Ваня Бортник спас нам жизни. Позже оказалось, он был ранен, осколок вражеской бомбы застрял в мышцах правой ноги. Но парень смог вынести на себе двенадцать бойцов, прежде чем на наших бывших позициях появились немцы. Они даже не стреляли, просто шли вдоль перепаханной траншеи и смотрели по сторонам. Мы в это время были метрах в двухстах от бывших укреплений. Ваня нашел овражек и стащил нас туда. Прятаться было совершенно негде, поэтому мы даже и не рассчитывали, что останемся в живых.
Нас нашли под самый вечер. Черт бы побрал этих фрицев. Ну, ведь прошли днем, на фига на ночь глядя два ушлепка полезли вновь на поле боя? Ума не приложу. Наверное, мародеры. Ну и мы хороши. Нет бы спеленать их по-тихому, так нет же, у одного из бойцов, кого вытащил Иван, была винтовка. Вот тот и выстрелил сдуру. Ладно хоть попал. Второго пришлось валить уже догоняя. К тому времени я немного оклемался и был в норме. После выстрела в одного фашиста его напарник вдруг рванул бегом. Как оказалось, я был самым шустрым из всех, поэтому и рванул вслед за убегающим врагом. Между нами было метров двадцать, я понимал, что не догоню его, быстрее он к своим добежит, поэтому выхватил нож, что подобрал ранее, и с силой запустил в его сторону. И ведь надо же, попал! Только чуток не так, как надо было, но тут о таком приходилось лишь мечтать. Рукоять штык-ножа ударила фрица куда-то в спину, и тот машинально притормозил, да еще и обернулся. Может, подумал, что его догнали и ударили рукой? Так или иначе, но я все это время продолжал бежать. Когда наши с немцем глаза встретились, я был уже в двух метрах. Оттолкнувшись правой ногой и подлетев, я со всей дури, всем своим весом налетел на фрица. Тот даже мяукнуть не успел, не то что гавкнуть. Хватать за горло, как в кино, и пытаться задушить врага я не стал. Оказавшись сверху, принялся дубасить того по роже кулаками. Сколько было сил, столько и вкладывал в удары. Когда меня оттащили, это я осознал только когда понял, что руки больше ни в кого не упираются, остановился. Чуть позже пришел слух, и я разобрал:
– Да успокойся ты, фрицы рядом!
Я, приняв совет, застыл.
Чего? – На меня смотрели оба моих друга, открытые рты говорили об их удивлении.
– Где фрицы?
– Метров в трехстах танк стоит, там часовой вроде. Хорошо, что ты не дал немцу заорать сразу. Потом-то он уже и не мог, – пробормотал Егор.
– Чего было-то? – вытирая лицо руками, спросил я. Мне было как-то неприятно, что-то липкое текло по лицу и рукам, стекая по шее под одежду.
– Первый раз видел, как человек озверел! – выдохнул Иван. Это мне не послышалось, это он меня так обозвал? Это ведь именно он у нас был гроза фрицев в рукопашной, почему же он удивлен?
– Ты чего, Вань?
– Ты бы видел себя, – поморщился мой друг.
– Блин, мужики, да чего за хрень-то? – вспылил я.
– Тихо, брат, тихо! – зажал мне рот своей рукой Бортник. – Уходим, уже темнеет, может, получится? Фрицы вроде не обратили внимания на одиночный выстрел.
– Давайте, – кинул я и хотел было уже ползти, как почувствовал боль в руках. Взглянув, пристально на этот раз на свои ладони, я повернул их вниз и увидел тыльную сторону. Мать моя женщина! Я даже сквозь кровь на них вижу, что костяшки пальцев сбиты в кровь.
– Ты фрицу лицо внутрь вогнал, – тихо сказал Ваня, – никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. Там же кости, это ж череп! Как? Вот что ярость делает.
А я, наконец, начал вспоминать, что произошло. Я сидел на немце и просто месил того кулаками по лицу. Нет, я не маньяк или садист. Сказать правду? Да испугался я. Испугался! Каждую секунду казалось, что фриц сейчас меня скинет и убьет или заорет дружкам. Вот я и боялся остановиться. От этого же страха я и выпал из реальности. Надо же, оказывается, какая на меня иногда накатывает злоба…
Временно я оказался не боеспособен. Руки были всерьез повреждены. Не знаю, сломано ли что-то из костей, но сжать ладони в кулаки я не могу. Костяшки были сбиты, но хоть опухоли не было, думаю, зарастет со временем. Когда мы ночью добрались до леса и развели костер, я щедро вылил на руки целую флягу спирта. Это парни трофеи прихватили, перед побегом. Решили тогда, что лучше будет, если во время побега поймают, чем сидеть возле самого расположения немцев и охать.
Спирт обжигал руки не хуже огня, мне даже у костра сидеть не пришлось. Нас осталось всего двенадцать человек, что будем делать, вообще думать не хочется.
Хоть и знал, что на этой войне такое было повсеместно, но не так я себе представлял СВОЮ войну. Нам, людям из двадцать первого века, всегда представлялась война в ином виде. Мы там все герои, грудь в орденах, месим фрицев налево и направо пачками. А на деле-то выходит совсем по-другому. Я уже сколько тут, а все по каким-то кустам прячусь да из окружений выхожу. Ладно хоть еще выходить удается, а не в плену подошвы жевать. Да, не так мы себе войну рисовали, совсем не так. Правильно дед мой делал, что почти не рассказывал о войне. О чем рассказывать? Большую часть времени ты тупо идешь, ползешь или землю копаешь. Невелики подвиги-то! А о том, как фрицев валили, рассказывают только люди с нарушенной психикой. Ведь как ни крути, но немец такой же человек, хоть и враг. Что хорошего в том, что мы убиваем друг друга непонятно за какие интересы? А, ну да, мы-то за Родину, но это не меняет смысла. Подсознательно человеку чуждо убийство себе подобных. Во все века люди воевали, это так, но для этого всегда находились причины. А если взять отдельно любого человека, то, думаю, никто не захочет убивать людей. Ну, неестественно это. Мы просто вымерли бы все, если бы убивали все кто кого хочет. Всякие маньяки и преступники лишь исключение из правил.
Топали мы всю оставшуюся ночь, хотелось уйти подальше. Даже не сговариваясь, просто шли и шли, мечтая наконец-то куда-нибудь выйти. И вышли. Возле одного села, под утро, Иван обнаружил, наконец, наши войска. Ничего обсуждать не стали, просто вышли на позиции. Тут, на удивление, повезло. Нас просто проводили к местному особисту, а тот, сняв показания, велел сходить в санчасть и отдыхать. После обработки наших увечий и ран, у Вани оказалось совсем легкое ранение, осколок лишь дернул чуток мышцу, мы, осмотревшись, выбрали какой-то сарай и завалились спать, кто где мог. Разбудили часа через три.
– Эй, окруженцы! – возвестил голос посыльного.
– Чего? – хмуро ответил кто-то из наших.
