Все охренели и чуть не застыли от неожиданности.
– Звание в царской армии? – уже спокойно спросил я, начиная соображать.
– Штабс-капитан Бергман. Отец был немцем, после революции мы эмигрировали в Германию, где еще оставались наши родственники.
– Сбежали, если быть точным! – кивнул я.
– Лучше так, чем быть повешенным озверевшими солдатами.
– Может быть, может быть. Итак, штабс-капитан, у фрицев, смотрю, вы до майора дослужились?
– Майор интендантской службы, с кем имею честь говорить?
– Да какая нафиг разница, мы – бойцы Красной Армии, тебе этого достаточно.
– Но интересно же, кто смог провернуть такое наглое действие! Генерал Ленске, – кивок в сторону немецкого генерала, – утверждает, что вы какая-то спецгруппа диверсантов, посланная специально для захвата штаба его дивизии.
– Удивите генерала, – усмехнулся я, – еще вчера мы сидели в окопах напротив позиций его дивизии. Да-да, мы обычные красноармейцы. – Майор Бергман быстро перевел наш разговор генералу. Надо было видеть его лицо. Он аж скривился весь. Через несколько минут фашист тихо что-то проговорил.
– Он спрашивает, как это возможно?
– Поверьте, еще и не такое возможно, когда ситуация безвыходная. Мы просто оказались в подходящем месте, в подходящее время. Как вы там все оказались одновременно?
– Генерал только приехал на передовую, собрал штаб, чтобы озвучить новый приказ, а тут вы…
– Ясно, хорошо, бывший штабс-капитан, предавший родину, позже, может быть, еще поговорим. Только прошу вас, не делайте лишних движений. Мы с ребятами столько пережили, что можем спокойно вас всех грохнуть, ничего нам за это не будет. Наше командование вообще не в курсе, где мы и что делаем. Ясно?
– Так точно! – О, какой приятный ответ.
– Хорошо, – заключил я и замолчал.
– Позволите вопрос, гос… – явно смутился бывший штабс-капитан.
– Да, вы верно остановились, у нас нет господ. Но, как я и сказал уже, я не офицер и не командир. Был сержантом, унтер-офицером по-вашему, очень непродолжительное время, сейчас обычный боец, рядовой, если хотите.
– Вы кто угодно, но не рядовой, – спокойно сказал пленник. – В мое время, в той, великой Русской Армии, вы как минимум носили бы звание прапорщика, а то и подпоручика.
– Так какой вопрос-то? Господин майор? – чего-то я устал уже его слушать.
– В Германии существует мнение, что всех немецких офицеров зверски убивают в Красной России, можете ли вы сказать, правда это или нет? – сбиваясь на каждом слове, спросил майор. Я видел, что тот высказывает общее мнение всех пленных, они только что о чем-то переговорили.
– Более смешной чуши я и не слыхал, – засмеялся я, – а зачем кому-то вас тащить такую дорогу, а потом просто убить, даже если и зверски?
– Я не знаю, говорят…
– Говорят, что кур доят! Меньше нужно слушать геббельсовскую пропаганду. Поневоле верить станешь, если все это воспринимать всерьез. Скажу, как думаю. Будут допросы, как и в любой армии мира. Вам, я думаю, повезло попасться вместе с генералом. Отвезут, скорее всего, в Москву. Считайте себя одними из самых счастливых людей в мире, эта страшная война для вас закончилась. По крайней мере, кончится, когда мы будем у своих. Но в то же время вам, как бывшему царскому офицеру… Да, думаю, будет серьезный допрос. Вы участвовали в гражданской войне?
– Я уехал в феврале, сразу после первой революции. Когда осенью большевики взяли себе власть, я уже жил в Германии.
– Тогда все для вас будет нормально. Не будете провоцировать и выделываться, никто вас убивать не станет. У нас не нацистская армия, в которой принято морить голодом и стрелять всех командиров и политработников. Да, кстати, майор, а вы в партии состоите?
– Нет, по чистоте крови не могу быть принятым, – довольно грустно заметил майор.
– А хотели, да?
– Если бы вы хоть немножко разбирались в той кухне, что сейчас творится в Германии…
– Да знаю я, без членства в партии нет никакой возможности построить хорошую карьеру, так? Всякие булочники-бюргеры получили с началом войны хорошие звания, а вы…
– Откуда вы знаете? – удивленно, открыв рот, слушал меня бывший штаб-капитан.
– Я много чего знаю, но от этого хуже только мне.
– Почему вы так говорите?
– Эх, сказал бы я вам, штабс-капитан… Меня свои же пристрелят тогда.
Лодка тем временем пристала к берегу, и мы начали спускать пленников на сушу. Я еще в лодке обратил внимание, что ребятки мои как-то нехорошо на меня смотрят, а тут еще больше в этом убедился.
– Вань, – окликнул я Бортника, – отойдем?
Тот взглянул на Егора, но подошел ко мне.
– Чего?
– Вы чего это на меня волком смотрите? Уж не за разговор ли с этим бывшим офицером?
– Ты чего ему там говорил? Откуда ты столько знаешь? Мы и раньше видели, что ты многое умеешь и еще больше знаешь, но откуда? – засыпал меня вопросами друг.
– Я тебе отвечу так же, как и этому штабс-капитану. Вань, меня пристрелят за эти знания. Я никому ничего говорить не буду, просто боюсь сделать хуже. И вас я попрошу лишь об одном. Не озвучивайте своих мыслей обо мне. Этим вы не меня подставите, а в первую очередь – себя.
– Да что такое-то? – Ваня вышел из себя.
– Тебе легче станет от того, что я знаю, когда война кончится? – я решился, по-другому этот разговор не замять.
– Да, легче. А так я думаю, что ты издеваешься и прикидываешься. Думаешь, я верю, что ты обычный боец, который так легко все это делает?
– Что делаю?
– Да все! Фрицев режешь пачками…
– А ты как-то по-другому это делаешь? – усмехнулся я.
– Но…
– Вань, давай все же в другой раз, а? Ну неподходящее время ты выбрал…
– Когда?
– Чего когда? Поговорим? Ну, будет время…
– Когда кончится война?
– А-а… В мае сорок пятого, веришь?
– Нет! – твердо сказал Иван.
– Я бы тоже не поверил, – кивнул я, – но это так. Давай так, если фрицы через месяц будут от Москвы дальше чем в сотне километров, можешь не верить.
– Чего? Хочешь сказать, они и Москву возьмут? – вскинулся мой товарищ.
– Этого я как раз и не говорил! Но будут они очень близко, километров на тридцать подойдут. Так что?
– Ладно, мы будем молчать. Но если твое предсказание свершится, ты нам расскажешь всё!
– Договорились.
Разговор меня утомил, если честно. Возникла мысль поскорее расстаться с парнями, хоть я и привык к ним. Надежды, что удержат все наши разговоры при себе, как-то нет, особисты нажмут, расскажешь все, что хотел скрыть. Другое дело, если не давать повода, то и не раскрутят.
