— Его удостоят топора, — ответил Руперт, будто хотел успокоить меня. — Он благородного происхождения.
Топор! Его гордую голову отрубит палач. С праведной жизнью покончат одним ударом! Как можно допустить это? Разве эти люди никогда не любили своих отцов?
Кейт тихо сказала:
— Это ужасный удар для Дамаск! Мы должны о ней позаботиться, Руперт.
— Я для этого сюда и приехал, — промолвил Руперт.
— Я должна поехать к отцу, — сказала я.
— Тебе не позволят увидеть его, — сказал Руперт — Кроме того, он хочет, чтобы ты оставалась с Кейт — Оставалась здесь… когда он там! Никогда! Я сейчас же возвращаюсь домой. Я найду способ увидеть его. Я сделаю что-нибудь. Я не буду сидеть, сложа руки, позволяя убить его.
— Дамаск… для тебя это ужасный удар. Ведь я сообщил тебе эту весть так поспешно и так грубо. Но здесь ты в безопасности. Ты вдали от дома. Твой отец не хотел, чтобы ты приезжала домой, пока Эймос был там. Он никогда бы не позволил, чтобы кто-нибудь из нас был вовлечен в это. Он не уставал повторять, что он и только он будет отвечать за содеянное. Он прятал Эймоса не в доме. Ты, конечно, помнишь маленький сарай в орешнике. Дядя укрыл Эймоса Кармена там и сам носил ему еду. Ты помнишь, там внизу хранили только садовый инвентарь, и никто не лазил на чердак. Казалось, там Эймос в безопасности. Пойми, было бы глупостью возвращаться сейчас. Мы не знаем, что еще может случиться.
— Значит, они пришли, когда вы обедали? Руперт кивнул.
— А отец… как он вел себя?
— Спокойно, как и следовало ожидать. Он сказал: «Никого не нужно винить в этом, только меня». А потом люди короля схватили Эймоса и увезли их обоих в Тауэр.
— Что же нам делать, Руперт?
Руперт бессильно склонил голову. У него не было ответа. Все знали, воля короля — догмат веры. Эймос преступил закон, а мой отец помог ему в этом.
Кейт необычным для нее мягким голосом сказала:
— Пойдем в твою комнату, Дамаск. Тебе нужно прилечь. Я принесу тебе успокаивающий настой. Ты отдохнешь, и тебе станет легче.
— Ты думаешь, я могу спать, пока отец в Тауэре? Ты думаешь, мне нужны настои? Я возвращаюсь домой. Я узнаю, что можно сделать…
— Бесполезно, Дамаск, — возразил Руперт.
— Ты можешь остаться здесь, если боишься, — сказала я, что было, конечно, несправедливо и жестоко. — Но я не буду прятаться за спину лорда Ремуса. Я еду домой. Я разузнаю, что можно сделать.
— Ничего нельзя сделать, Дамаск.
— Ничего? Откуда ты знаешь? Ты пытался что-нибудь сделать? Я сейчас же еду домой — Если едешь ты, то я еду с тобой, — сказал Руперт.
— Ты должен остаться здесь, Руперт.
— Я хочу быть там, где ты, — ответил он.
— Я не хочу, чтобы ты рисковал из-за меня. Но здесь я не останусь. Я возвращаюсь. Может быть, есть что-нибудь, чем я смогу помочь.
Руперт покачал головой, но Кейт, к моему удивлению, вступилась за меня.
— Если она хочет, она должна ехать, — сказала Кейт.
— Но это опасно, — запротестовал Руперт. — Кто знает, что будет теперь?
— А что с матушкой? — спросила я. Ее горе невозможно описать.
Я вообразила ее, вырванную из замкнутого мира, где она жила, где тля на розах была величайшей трагедией, которую она могла себе представить.
— Ты уже предпринял что-нибудь? — спросила я.
— А что можно было предпринять? — вопросом ответил Руперт. — Твоего отца схватили только вчера. Он в Тауэре. Ему разрешили взять с собой слугу. Вызвался Том Скиллен. Потом Том вернулся за одеялом и взял кое-какую еду. Ему разрешили взять все это для отца. Так что с ним обращаются не так плохо, как с другими.
Я решительно спросила:
— Когда же мы отправляемся?
— Утром, сейчас уже поздно, — ответил Руперт. Кейт согласилась:
— Это разумно. Вы поедете завтра. Руперт должен отдохнуть. Он проделал большой путь.
Глядя перед собой, я молчала, представляя все происшедшее. Спокойствие отца, когда люди короля пришли за ним. Барку, проплывающую через Ворота изменников. Отца, который благодарил Бога, что Дамаск не было дома, что ее вообще не было рядом, когда он спрятал Эймоса. Отец повторяет: «Дамаск в безопасности». Как будто мне нужна безопасность, когда он в опасности. «Почему я уехала? Почему меня не было там? Я бы что-нибудь сделала, — говорила я себе. — Я бы ни за что не дала им увезти его». Я представляла отца в зловещей камере Тауэра. Столько людей уже поменяли свои удобные постели на подстилки на холодном каменном полу в ожидании смерти.
— Неужели отца тоже казнят? Я не допущу этого. Я найду выход.
Кейт отвела меня в комнату.
* * *
Время перед отъездом тянулось очень долго. Мне не терпелось отправиться домой. Ремус вернулся с охоты, сияющий и воодушевленный. Перемена, происшедшая в нем, когда он услышал новость, была поразительной: он мертвенно побледнел и не мог произнести ни звука. Это был воплощенный страх. В эти дни никто не хотел быть как-то связанным с изменником.
Ремус быстро пришел в себя. Он не был близким родственником отца. Все, что он сделал, это женился на племяннице жены арестованного. Ведь не может же это быть поводом к обвинению в измене? В конце концов, во время его женитьбы никто не обвинял в измене адвоката Фарланда, богатого, всеми уважаемого правоведа, давшего немало хороших советов многим близким друзьям короля. Ремус решил, что ему ничего не грозит, страх исчез. Но я видела, что он рад моему решению покинуть его дом.
На рассвете я встала, готовая в путь. Меня тронула забота Кейт. Раньше она никогда так явно не выказывала любовь ко мне, а сейчас была глубоко тронута моим горем.
— Руперт позаботится о тебе. Поступай так, как он скажет, — прошептала она, потом обняла меня и прижала к себе.
Кейт стояла у ворот, глядя нам вслед. Пока мы поднимались по реке, стало светлее, но на берегу еще ничего нельзя было различить. Я думала об отце. В моей голове проносились картины минувшего. Я вспомнила, как он стоял у стены, крепко обняв меня, глядя на барки, проплывающие мимо. Я слышала его голос: «Трагедия кардинала — трагедия для всех нас». Какими пророческими были его слова. Кардинал пал, когда король порвал с Римом, а последствия этого эхом отозвались по всей Англии, и по этой же причине сейчас мой отец находился в сырой и мрачной тюрьме, ожидая смерти.
Я не могла перенести этого. Я была в таком отчаянии, что только гнев мог вывести меня из этого состояния. Мне хотелось самой пойти к королю и сказать ему, как жестоко и безнравственно причинять зло человеку, который не сделал ничего, кроме того, что считал правильным.
На берегу виднелись башни Хэмптон-корта. Я содрогнулась при виде их. И совсем не к месту подумала: «Его еще строят». Последний раз, когда вместе с отцом мы проплывали мимо, он рассказывал, что в одном из внутренних дворов сооружают большие астрономические часы и что узор с инициалами короля и Джейн Сеймур, украшавший большой зал, уже устарел, потому что с тех пор появилась новая королева, а сейчас поговаривают о следующей. Башни, которые всегда так нравились мне, теперь казались угрожающими.
