– Вот вам, вот вам, а то… он уже или погиб, или сбежал в свою Кентию, а он еще и нас выручать пришел.
Сайм закончил:
– Потом приказал меня накормить, а узнав, что я не один, послал кого-то с приказом относиться к моему ученику со всем почтением и доверием. После чего меня отвели в казарму гвардейцев и разрешили отдыхать. Под вечер мне принесли письмо и доставили к стене, где нас и поднимали. Только стемнело, мы отправились обратно, а Петра умудрился подскользнуться у самой стены и сломал руку. Но молодец, ни звука не проронил, пока ползли и добирались сюда. Когда король спросил, как мы смогли обрушить на неприятеля стены русла, я сказал, что не знаю этого, так как все держится в секрете.
– Спасибо, Сайм, – я пожал своему шпиону руку, – иди, отдыхай.
Когда он вышел, я тоже решил поспать, но заснуть так и не смог, крутился, вертелся, обдумывал, как подобраться к неприятелю на расстояние выстрела, чтобы нас не услышали. Потом услышал, как стали вставать кашевары и разводить костры, встал и я. Выйдя из палатки, я послал одного охранника за травяным отваром, другого за водой умыться. Умывшись, сидел и пил мелкими глотками травяной отвар, который заменял тут и чай и кофе и очень неплохо бодрил, а если в него добавить несколько капель эликсира, то и восстанавливал силы.
Конечно, я придумал, как подобраться к врагу тихо, но придется попотеть. Ну да не впервой, ничего – справимся. Собрал после завтрака всех командиров и озвучил им план действий, распределил обязанности и раздал задания.
Глава восемнадцатая
Вечером, только начало темнеть, я дал приказ на выдвижение. Еще днем осмотрел и наметил место развертывания пушек и пешего войска, а вот конники у меня встанут за небольшим холмом и ударят неприятеля во фланг. Маловато их у меня осталось, почти двести конников пришлось оставить патрулировать мои земли и вылавливать разбежавшихся после боя воинов врага. Ну да ничего, четыреста тяжелых и сто легких кавалеристов – это тоже сила не малая.
Не доходя до противника более километра, я приказал распрячь лошадей и гнать их обратно, а все пехотинцы впряглись в накинутые на пушки ремни и веревки и потащили их к намеченному месту. Все делалось молча, разговоры были строго запрещены. Народ пыхтел, сопел и потел, но тащил – вот эти семьсот-восемьсот метров шли три часа. Расстелили несколько палаток, и на них стали сгружать бочонки с порохом, гранаты для пушек и картечь. Работали все, и конники в том числе, выставили пушки, боеприпасы для них накрыли палатками, чтобы порох не отсырел. Конники отправились обратно к своим коням, а я дал отдохнуть бойцам.
Подняли всех до рассвета, зимой, как и везде, светает позже, так что народ успел и вздремнуть. Даже я спал, прижавшись к горячему, как печка, Алому. Еще только начало светать, когда я приказал открыть огонь гранатами по лагерю… Первый залп, и они стали рваться среди шалашей и палаток, видно было, как стали выскакивать ничего не понимаящие испуганные люди. Еще один залп, и гранаты стали рваться уже среди мечущихся по лагерю воинов противника.
Конечно, эффектно, но малоэффективно, потому что лагерь вытянут вдоль стен города, перенацелить пушки – не быстрое дело. Конечно, я постарался установить их так, чтобы захватывать как можно большую площадь, но при разрывах среди расположенных один от другого неблизко отрядов потери у врага были не очень ощутимые, а хотелось, чтобы их было больше. Может, я уже привык, что после нескольких выстрелов горы трупов и враг сдается.
После первой растерянности противник пришел в себя и, увидев, что стреляем мы почти напрямую, решился на атаку. Разделив конников на две группы, имперцы по большой дуге стали заходить с флангов. Из-за холма выскочили мои всадники и, разгоняя коней, ударили во фланг неприятелю, а с правого мы смогли развернуть несколько пушек и выстрелить картечью, раз и второй пробивая в летящей на нас кавалерии в буквальном смысле просеки.
Первыми вражеских конников встретили копейщики, и тем не менее они прорвались к нам вплотную, и даже мне пришлось взяться за меч. Конечно, им было неудобно, мы встали между пушками, и бой разбился на множество мелких стычек. Лучники и арбалетчики в упор били врага, пушкари, отступив за наши спины, принялись кидать гранаты в глубину построения врага, это тоже приносило свои плоды.
Ну, а кентийские мечники те сами по себе машины для убийства, но конники тоже не дети – это были регулярные императорские войска. И они рвались вперед, стараясь переломить ход сражения, уничтожив кучку наглецов, вставших у них на пути. Их командиры понимали, что, скорей всего, сейчас из города готовятся ударить королевские войска, и тогда их ничто не спасет, а если успеют разделаться с нами, то тогда есть шанс.
«Ну где же ты, Данис, – думал я, поражая очередного врага, – что же ты тянешь?»
Смотреть по сторонам было некогда, оставалось только махать и махать мечом, стараясь не пропустить удар самому. Из нас с Алым получился прекрасный тандем, он кидался на лошадь или бил ее лапой, зачастую вспарывая когтями ей брюхо. Она или шарахалась, сталкиваясь с другим всадником, или вставала на дыбы. Пока всадник пытался удержаться в седле, я успевал ему нанести удар, а это равносильно смерти. Когда я не успевал, кот сам прыгал на всадника и одним ударом лапой отрывал ту часть тела, куда этот удар приходился.
Сколько прошло времени, я не знаю… Пот заливал глаза, а стереть его не было ни времени, ни возможности. Передо мной уже была гора поверженных врагов, и я, взобравшись по ним, успел посмотреть по сторонам. Там, где стояли кентийские мечники, везде высились баррикады из трупов врага, да и дружинники мои от них не отставали, все-таки натаскали их кентийцы. Так как эти баррикады не давали конникам приблизиться, те начали отходить, но уже приближалось пешее воинство неприятеля, а ворота города все еще были закрыты.
– Заряжай картечью! – заорал я что было сил, чтобы перекричать шум схватки.
Пушкари кинулись к орудиям, и я посмотрел в ту сторону, где дрались мои конники. Там все пришло к завершению, добивали последних всадников неприятеля, но их уже охватывало со всех сторон вооруженное пешее войско.
– Огонь по готовности! – продолжал надрываться я, и вот первый выстрел в людское море врага. Затем еще и еще, так как они находились почти рядом, удар картечи отрывал головы, руки, кровь брызгами разлеталась во все стороны. Конники пришпорили коней и постарались уйти из-под обстрела, да и осталось наших сравнительно мало, не более пары сотен.
– Перенести огонь на фланги! – скомандовал я и сам бросился помогать разворачивать пушки. И мы успели. Но как мало нас осталось! И почти все раненые.
– Огонь! – прохрипел я, голос почему-то сел, и меня шатало от перенапряжения.
Ударил нестройный залп, потом еще один, нападающие замешкались, потом остановились.
– Но как же их много, – подумал я, глядя на колышущееся человеческое море. И тут увидел, как наконец ворота столицы открылись и оттуда выехали конники, а потом за ними выбежали копейщики. Конники, развернувшись лавой, устремились в атаку на наступающего на нас неприятеля, и началась рубка бегущих, а копейщики, построившись, двинулись широким фронтом, так сказать, подчищая за конниками. Я присел, потому что ноги меня не держали, и обнял Алого; тот, покрытый кровью с головы до ног, лизнул меня в лицо и замер, похоже, тоже устал бедняга. Так я просидел какое-то время, пока кто-то не тронул меня за плечо.
