Где-то по пути через обеденный стол у викинга наконец-то проснулось чувство самосохранения. Его убийственный взгляд все еще был направлен на Сигмара, но, вместо того чтобы кидаться напролом, он принялся кружить.
– Я тебя пополам сломаю, швед, – зарычал он.
– Сначала поймай, – ответил Сигмар, – а если поймаешь, я вскрою тебе вены. Дело в том, Карл, – продолжил он, невозмутимо уклоняясь от пробного удара, – что ты не знаешь. Ты понятия не имеешь, что я делал с тех пор, как мы в последний раз встречались, а это было очень давно.
За его спиной заскрежетала по полу скамья, Карл заворчал и подступил ближе. Сигмар махнул рукой, и лезвие прочертило дугу на уровне его глотки.
– И вдобавок к этому, шесть моих людей ждут неподалеку на дороге. А у тебя?
– Ты блефуешь, – прорычал Карл.
– Может быть, – парировал Сигмар. Его улыбка предлагала проверить.
– Так, – сказал Уннтор. – Или вы оба сядете и уйметесь, или за столом будут две вдовы.
В пляшущем свете вождь казался еще крупнее. Топор в руках Уннтора был почти в половину его роста.
– Не лезь, папа, – сказал Карл, – это между мной и…
– СЯДЬ. НА МЕСТО.
Сигмар отошел назад, выставив перед собой руки ладонями вверх. Нож исчез – не упал на пол, заметила Хельга, а значит, вернулся в рукава его рубахи.
Оскалившись, Карл в три стремительных шага подошел к шведу…
…но Уннтор обратился размытой тенью, топор завращался в его руках. Рукоять врезалась в колени Карла, спустилась вниз, к лодыжкам, а затем, двигаясь, словно косарь, Уннтор сбил старшего сына с ног, и Карл ударился об пол со страшным грохотом.
Уннтор уже склонялся над ним, положив большую ладонь ему на затылок.
– Не дергайся, – сказал он почти нежно. Карл принялся извиваться, и вождь схватил его волосы в горсть и, вздернув голову сына вверх, зарычал:
– Я сказал не дергаться. – Он прижал Карла лицом к полу. – Ты собирался пролить кровь в моем доме. В моем доме.
– Он сам напросился, – выдавил Карл. – Треплет языком, будто…
Быстрый толчок; все услышали, как его лоб врезался в доски.
Когда Уннтор снова заговорил, слова его были тяжелы:
– Может, ты и привез из походов богатство, сын, но вот голову ты потерял. Я такое видал, но надеялся, что ты сдюжишь и не потеряешь рассудка. Сейчас я поставлю тебя на ноги, и ты пойдешь прогуляться. Возьми пса. Сходи попей воды. А лучше пойди и остуди голову в реке.
Карл глухо выразил согласие, и здоровяк-вождь поднялся на ноги. Только потому, что уже десять лет она видела отца за работой, Хельга заметила легкую дрожь, когда он поднимался с колен. Она не сомневалась, что была единственной, кто это заметил – хотя нет, почти единственной. На мгновение на лице Хильдигуннюр промелькнула смесь ярости и беспокойства.
Хлопнула дверь, и Карл скрылся в ночи.
Воцарилось неловкое молчание. Гости не могли заставить себя взглянуть на Аглу, которая сидела очень тихо, вцепившись руками, точно клешнями, в край стола. Гита выглядела непривычно подавленной произошедшим, как будто не вполне могла поверить в то, что увидела.
– Может, кому-нибудь сходить за… – начал Аслак.
– Не наше дело, – проворчала Руна. – Он сам за собой может присмотреть. Все с ним будет хорошо.
– Не смей злорадствовать, сука драная! – сорвалась Агла.
– О? – прошипела Руна. – А ты меня останови.
Изящным, плавным движением Агла поднялась со скамьи и направилась к Руне, подняв кулаки. Лишь через три шага она осознала, что на самом деле она висит в воздухе, поднятая Бьёрном.
– Уймись, невестка, – сказал он глубоким, примиряющим голосом.
– Отпусти маму, – завизжала Гита, хватая первый острый предмет, что попался ей под руку.
Звук пощечины прервал суматоху, и Гита рухнула обратно на место, схватившись за щеку. Хильдигуннюр миновала девчонку, схватила Аглу за волосы и швырнула на скамью рядом с дочерью. В мгновение ока она очутилась перед Руной. Ее рука метнулась вперед, как атакующая кошка, ухватила невысокую женщину за ворот рубахи и потащила на улицу. Застигнутая врасплох, Руна спотыкалась и лишь на полпути к выходу смогла восстановить равновесие.
За ними со стуком захлопнулась дверь. Остался только один звук – всхлипывание Аглы, рядом с которой бестолково топтались Гита и Тири.
Эйнар покосился на Хельгу.
– Помнишь, я говорил, что будет интересно? Вот оно и началось, – прошептал он.
Глава 8
Уборка
Солнечный свет просачивался в дом через продушины. Снаружи доносился запах цветов и травы, и им было слышно, как вдалеке что-то кричит Яки. Эйнар трудился, разбирая стол, который только что без труда опрокинул на бок.
– Так чего ты ждала? – спросил он через плечо.
– Не знаю, – сказала Хельга, складывая ножи на тряпку. Стоять тут, на месте Хильдигуннюр, было странно, неправильно. – Наверное, думала, что они будут больше рады увидеть друг друга.
Эйнар бросил на нее сочувственный взгляд.
– Не все семейные связи крепки, – сказал он. – Как они себя вели с утра?
– Тихо, – ответила она. – Карл вернулся после того, как Бьёрн повел своих укладываться на ночь, а почти все остальные уже спали. Уннтор дождался его, и они немного поговорили – ну, парой слов перебросились на самом деле, но, мне кажется, они не ругались. Не знаю, что мама сказала Руне, но ее не видать.
– Ну это уже хорошо, – сказал Эйнар и довольно крякнул, когда ножка стола поддалась и осталась у него в руке.
– Никто из них с утра не разговаривает с Карлом. На Сигмара он даже не смотрит. Все нашли повод куда-то уйти…
– Бьёрн тоже, – сказал Эйнар. – Я видел, как он уходит рано утром; когда я спросил куда, он пробурчал, что будет показывать семье самые лучшие тропы или какую-то похожую чепуху. Даже в лицо мне не посмотрел.
Хельга закончила завязывать узел и собралась к реке мыть посуду.
– Я просто не понимаю, – повторила она, все еще расстроенная. – В смысле, почему они вообще приехали, если не рады встрече? – она собрала все, что могла унести, и направилась к двери. – Зачем им возвращаться, если они так явно друг друга ненавидят?
Сигмар уселся на валун, разглядывая холмы и лоскуты деревьев, дом, отсюда казавшийся не больше его ладони, тропу, по которой они пришли, и лицо своей жены.
– Итак?
– Я вчера очень много разговаривала с отцом, – ответила Йорунн. – Я подлизывалась, я дразнила и расспрашивала. Я его напоила. Я заставила его грустить и смеяться.
– Как хорошая дочь, – сказал Сигмар.
