– Куда пошла Агла? – смогла выговорить она.
– Ей, видать, нужно было пройтись и успокоиться. Так что я отправила ее с Гитой за ягодами.
Хельга сложила тряпицу.
– Это хорошо, – сказала она. – Теперь с ними все должно быть в порядке.
– Да мне на самом деле плевать, – сказала Хильдигуннюр. – Я просто не могла смотреть на ее рожу.
Хельга усмехнулась помимо своей воли.
– Она была ну точно лошадиное копыто, – добавила ее мать. – Да еще и с задней ноги.
– А Тири?
– Бьёрн вроде бы увел своих прогуляться, – ответила Хильдигуннюр, и Хельга нахмурилась. Значит, великан и от нее скрывался? Так о чем говорили братья? И почему Бьёрн выглядел таким подавленным? Еще прошлым вечером он готов был схлестнуться с Карлом.
– Ты там закончила?
– Закончила, – сказала Хельга, натянула улыбку, обернулась и посмотрела в лицо матери.
Уннтор сидел у новой овчарни и обстругивал стрелы быстрыми, уверенными движениями. Выбранное им местечко было обласкано солнцем и укрыто от ветров. Пенек, который он разместил у стены как раз для такого случая, служил ему уже давно, и старик вольготно устроился на нем. У левой ноги его лежала груда прямых, уже доделанных стрел; под сапогами росла куча стружек.
Когда Карл завернул за угол, ему пришлось зажмуриться из-за яркого света.
– Здравствуй, – сказал он.
– Здравствуй, – ответил Уннтор, отложил стрелу и устроил нож у себя на коленях.
– Я хотел бы попросить у тебя прощения, – сказал Карл, уставившись себе под ноги.
Какое-то время Уннтор молчал. Потом спросил:
– Чего тебе нужно, Карл?
– Думаю, Аслак и Бьёрн поговорят с мамой, если уже не поговорили. Моя возлюбленная сестра придет к тебе, как делала всегда, и я подумал, что сделаю так же. Я хочу лишь того, чего заслуживаю, – сказал Карл.
Уннтор фыркнул:
– О, ну это ты без сомнения получишь.
Если Карл и заметил резкость в отцовском голосе, вида он не подал.
– Рад слышать. Отлично. Скажи мне снова, отец: клад…
– Нет никакого клада.
– А если верить слухам, то есть.
– Слухи врут.
– Хавард Седобородый говорит, что есть.
Уннтор посмотрел на Карла. Когда он заговорил, голос его был холоден как лед:
– Где ты слышал это имя?
Лишь небольшое движение нижней губы – и на лице Карла расцвела волчья ухмылка.
– Помнишь его?
– Конечно, помню, – буркнул Уннтор.
– Он говорит, что плавал с тобой не один год.
– Да.
– Он говорит, что у тебя был сундук.
– Был.
– И еще он говорит, что чем дольше ты плавал, тем сильнее и сильнее сторожил его и никого к нему не подпускал.
– Это ложь, – сказал Уннтор.
Карл лишь посмотрел на него и в придачу к ухмылке поднял бровь:
– Видишь ли, папа, мне так не кажется. Я думаю, что где-то здесь зарыт клад, и я думаю, что ты отдашь мне мою долю. Я вернусь домой, раздам долги, о тебе не будут дурно судить в твоей ненаглядной долине, а твоя драгоценнейшая внучка не станет женой первого попавшегося чернокожего торгаша с мешком золота, любителя плоти.
Уннтор поднялся.
– Ты угрожаешь мне? – проревел он, но Карл не двинулся с места.
– Вовсе нет. Просто отдай мне мое, и я уйду.
Старик посмотрел на Карла и плечи его ссутулились.
– Не могу поверить, что ты используешь собственную дочь в подобном торге. – Он вздохнул.
– Если бы ты вел себя, как подобает отцу, я не стал бы.
– Ладно, ладно, – пробормотал Уннтор, – только придется тебе подождать до завтра. Проводим остальных и уладим дела перед твоим отъездом.
– Спасибо, отец. Ты воистину мудр, – сказал Карл. Едва заметно подмигнув, он развернулся и ушел.
Уннтор посмотрел ему вслед. Потом взглянул на нож в руке и очень аккуратно продолжил строгать.
Когда первые гости вернулись, солнце близилось к горизонту. Хельга услышала собачий лай и выглянула из-за угла дома – Хильдигуннюр отправила ее сюда рубить дрова, пока сама она разделывала тушу для вечернего пира.
Эйнар открыл ворота для Аглы и Гиты, и Хельга заметила, что с расстояния стоявшие рядом мать и дочь казались почти близняшками – точно как Йорунн и Хильдигуннюр. Она подумала о своем росте, о том, что она была почти сплошь локти да колени, и о том, что она совсем не похожа ни на кого на хуторе.
– Не важно, – пробормотала она. – Семья – это не только кровь.
Она нырнула обратно за сарай, мечтая в это поверить.
Из-за угла послышался голос Хильдигуннюр, и она представила себе, как мать стоит во дворе, улыбается Агле, а за спиной у нее садится солнце.
– Ой, какие вы умнички! Да мы столько за лето не собираем!
– Пять корзин! – объявила Гита, и Хельга услышала в ее голосе улыбку.
– Мы хотели хоть в чем-то пригодиться после того, как объели ваш дом и хозяйство, – ответила Агла.
– Вижу, – сказала Хильдигуннюр. – Надо поставить их на пар как можно скорее – пригодятся на сладкое. Если не устали собирать, можете помочь мне с травами. Заходите!
Хельга услышала, как захлопнулась дверь, и взялась за очередное полено, но замешкалась. Что-то не давало ей покоя, что-то недавнее.
Ее мать была позади дома, когда залаяли собаки.
Она мысленно проследила путь – в боковую дверь, через дом, в главную дверь, а потом обратно.
Карл сидел внутри, когда она вошла, но это мог быть кто угодно. Кто угодно мог быть в доме и говорить с Бьёрном, указывая ему, что делать и куда идти, а потом выбраться через боковую дверь, незаметную от реки. Карл мог войти чуть позже, ничего не подозревая. Или подозревая? Он говорил что-то про «шастанье», так ведь?..
Хельга обрушила топор на полено и расколола его пополам. Кто это был? Кто заставил великана склонить голову?
– Что тебе сделали эти поленья?
Голос Эйнара напугал ее, и Хельга инстинктивно вздернула топор на высоту локтя, защищаясь.
– Эй!.. Полегче, – добавил он, и на лице его проступило беспокойство. – Это всего лишь я. Что случилось?
Позади него слышалась трескотня Аглы и Хильдигуннюр, направлявшихся к садику с травами.
– Не знаю, Эйнар, – она посмотрела на него, он был ее названым братом столько, сколько она себя помнила. – Но пообещай мне кое-что.
– Что угодно, – сказал он с легкой улыбкой, не сводя с нее голубых глаз. – Что тебе нужно?
