Гита кое-как поднялась на ноги, рыдая и кашляя. Она расставила ноги, выгнулась как кошка и была готова броситься на Руну, но ее схватили сзади; она пыталась вырваться, но сбоку от нее возникла Хильдигуннюр и зашептала что-то ей на ухо, быстро двигая губами.
Лицо Гиты сморщилось, и она обмякла.
– Выведите ее на воздух, – рявкнула Хильдигуннюр. – Агла!
Жена Карла возникла сзади, как собака; она выслушала несколько весьма резких команд и вышла следом за дочерью.
– Слезь с нее! – Аслак протолкнулся мимо мужчин и ударил Сигмара в плечо.
Швед мгновенно вскочил и отошел на два шага назад с поднятыми руками.
Аслак протянул Руне руку и поставил ее на ноги. Часто моргая, явно ошарашенная, она что-то сказала мужу, который обнял ее, а потом, не говоря ни слова, они развернулись и вышли из дома.
«Вот и все». Странно было чувствовать себя сразу и охотницей, и добычей, но убийца, кем бы он ни был, теперь будет не так уверен в том, что может или не может сегодня случиться, а это было уже что-то. Все делают ошибки. Иногда их нужно немного подтолкнуть. Она не спускала глаз с цели, отрешившись от всего остального.
«Пора делать следующий шаг».
Она наблюдала, как все рассаживаются, точно стайка птиц, встревоженная давно улетевшим ястребом. Агла вдавила дочку в угол и не сводила с нее, мокрой и кипящей от злости, глаз. Хильдигуннюр завела новую беседу, начав с удачно подобранной и очень грубой шутки про мокреньких девочек, и теперь все пили из бочек, распевали песни и делали то же, что и всегда. Никто не обращал на нее внимания.
Она засунула руку под ящики, где ее мать держала бочонок ядреного варева. «Посмотрим, мама, каково твое лучшее пиво». Тот, кто был ее целью, сидел на бочке в другом конце зала, чернее тучи. Успокоив Руну и вернувшись с улицы, он так и оставался на одном месте, сжимая кружку и глядя на все исподлобья. Она доставила себе удовольствие и немного поразглядывала его. В лице Аслака было что-то приятное, даже когда он сердился. Может, это и значило хотеть? Может, так это и начиналось? Она схватилась за эту мысль, упрятала в коробку и убрала подальше. «Потом разберусь». Она прошла между гостями с ковшом в одной руке и двумя кружками в другой, не подозревая о глазах, что следили за ней.
Аслак моргнул и поморщился от вкуса напитка.
– Я о чем: разве это его дело?
– Конечно, – проворковала Хельга. – Еще?
– Нет. Не надо, – короткая пауза. – Еще.
Она улыбнулась ему искренней улыбкой, подняла ковш со сваренным матерью адским зельем и плеснула мутной жидкости в кружку Аслака.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
«Не надо бы тебе меня благодарить».
– Не за что. Я просто думаю, что тебе нужна поддержка.
– Зачем это мне поддержка? – он уже поплыл, но все еще не утратил подозрительности.
– Ну как же – мы все его видели.
– Кого?
– Сигмара.
Неразборчивое озлобленное бормотание.
– Он лапал твою жену.
– Ему нужно было…
– О, он сделал больше, чем нужно было. Мы все видели. Да он должен заплатить за твою честь. Еще?
Аслак не ответил, просто протянул кружку. Когда она наполнилась, он выпил все залпом.
– Он грязный трус, – прорычал он.
– И старый к тому же.
– Да. Старый. – Молодой человек скривил губы в отвращении.
– И он не имеет права так обращаться с сыном Уннтора, да еще и на Речном хуторе. Это оскорбление чести твоего отца. – Аслак стиснул кружку крепче. «Хорошо. А теперь печаль». – Не знаю, правда, что ты сможешь сделать.
Худощавый молодой человек вскочил. Если он ее и замечал, то не подавал виду.
– Я пойду и налью нам еще, – тихо сказала Хельга на случай, если он еще слушал.
Он не слушал.
Когда голос Аслака перекрыл болтовню, их уже разделяло немало гостей.
– Сигмар Горанссон! – один за другим голоса мужчин стихали. – Сигмар Горанссон, я объявляю тебя трусом и белобрюхим сученышем!
«Это их точно заткнет». Хельга увидела, как выпучивают глаза люди Сигмара. От удивления? От смеха? От ярости?
Стоявший рядом с Хильдигуннюр и Уннтором швед медленно обернулся.
– Кто это сказал? – последовала умело взятая пауза, а когда Аслак хотел заговорить, он добавил: – Я думал, детишки уже легли баиньки?
Мужчины расхохотались, а Хельга заметила за спиной Сигмара лицо матери. Оно выражало легкую досаду. «Ты сама бы лучше не справилась, так ведь, мама?»
– Добрые слова, – сказал Аслак. – Но это все, что есть у стариков.
Охи и возгласы мужчин: это вызов.
– О, щеночек растявкался, – сказал Сигмар. – И он, конечно, прав.
Если бы Аслак понимал, что делает, то посмотрел бы на лица собравшихся шведов. «Их все это забавляет».
– Добрые слова, добрая шерсть, добрые женщины.
Хельга почувствовала мимолетный укол совести. Она раззадорила Аслака, указала ему дорогу, но, может, она недооценила шведа?
– Я тебя, как девку, на спину повалю, – зарычал Аслак.
– Да неужели? – Тон Сигмара изменился. Он больше не говорил с комнатой – он устремил взгляд на младшего сына Хильдигуннюр. Аслак шагнул вперед, и вокруг него, как по волшебству, расчистился круг. Малейшее движение – Уннтор сместился в сторону забияк, но остановился. Легчайшее прикосновение к его плечу – лишь на миг – и Хильдигуннюр тут же отступила назад. Хельга нахмурилась. Почему ее мать позволяет Аслаку драться с Сигмаром?
«Она тоже не знает, кто убийца, и создает напряжение.
Мы играем в одну игру».
Почему-то это совсем не обрадовало Хельгу, но у нее не было времени на раздумья. Аслак взревел и бросился на шведа, который легко увернулся и влепил молодому человеку сочный подзатыльник.
– Я не упал, – сказал швед.
– Пока, – рявкнул в ответ Аслак. На этот раз он подходил осторожнее, широко расставив руки. «Вряд ли ему везло в борьбе с братьями, но он учился, глядя на них», – подумала Хельга.
Быстрая попытка захвата, но Сигмар снова нанес стремительный удар, на этот раз по вытянутой руке Аслака, и молодой человек отступил, сжимая запястье и морщась. «Он бил туда, где больнее всего». Хельге было так просто представить, как Сигмар склоняется над лежащим Карлом и делает надрез тонким ножом.
– Я все еще не упал, – повторил Сигмар, на этот раз громче.
– Заткнись, трус! – В этот раз Аслак подходил еще медленнее, но держал руки близко к телу, а не вытягивал; он готовился ударить Сигмара, с каждым шагом приближаясь на дюйм.
