2
Следует обратить внимание на то, что Пушкин говорит о «садах Лицея» во множественном числе. Очевидно, что Пушкин не ограничивал территорию «садов Лицея» каким-либо одним садом, а имел в виду все дворцовые сады Царского Села, которые были в ближайшем окружении: Лицейский садик, Старый (или Голландский) сад, пейзажный Екатерининский парк и Александровский. В отдалении к ним примыкал и Павловский парк, поскольку Пушкин бывал в нем и по крайней мере одно из его лицейских стихотворений было непосредственно связано с Павловском: «Принцу Оранскому».
Царскосельские сады были по преимуществу садами голландского барокко и поздней разновидности барокко – рококо. На барочном характере садов Царского Села следует остановиться особо, так как с этим связано особое понимание Пушкиным и его друзьями-лицеистами всего их эмоционального и семантического строя, широко отразившегося в поэзии Пушкина-лицеиста.
С голландским строем садов связана и легенда о начале царскосельских садов, рассказанная Павлом Свиньиным в его «Достопамятностях Санктпетербурга»: «Петр I, заезжая иногда сюда прохлаждаться молоком к старой голландке Сарре, пленился местом сим…» Здесь же он собственноручно насадил платановые и дубовые аллеи
[498].
Большой каприз в Царскосельском парке. Литография В. П. Лангера. 1820
Начавшееся здесь при Петре строительство дворца и сада для Екатерины I было также выдержано в голландском вкусе и подчеркивало назначение этого места – служить прежде всего отдохновению и развлечению от тягот государевой службы. Этот голландский характер Старый (или Голландский) сад сохранял все время его существования – до самой его вырубки. Не нарушила его и перестройка сада при Растрелли, ибо стиль рококо был по своему интимному и развлекательному назначению очень близок к голландскому барокко и не требовал значительных перепланировок.
Царское Село. Концертный зал. Литография В. П. Лангера. 1820
Исследовательница «регулярных садов и парков» Т. Б. Дубяго справедливо пишет: «Вся планировка дорожек, выполненная по проекту Роозена за время с 1716 по 1726 г., существует в основных чертах и поныне, если не считать незначительных переделок, произведенных в конце XVIII в. Однако, учитывая полное изменение облика растительности, этот сад (часть нынешнего Екатерининского парка) в теперешнем виде мало напоминает замысел Роозена. Несмотря на это, в планировке Старого сада все же чувствуется первоначальная строгость и простота, присущая регулярным садам начала XVIII в.»
[499]
Сад был полон плодовыми деревьями, и это также соответствовало духу «простых удовольствий» его владельцев и посетителей.
Так называемая регулярная часть парка Екатерининского дворца до самого последнего времени носила официальное название Старого, или Голландского, сада. Она состояла из ряда террас, асимметричных по своему устройству: каждая из террас располагалась по обе стороны узкой Генеральской аллеи, служившей не для раскрытия вида на дворец, а только для сообщения между «зелеными кабинетами». Асимметричность была подчеркнута двумя различного типа прудами по обе стороны аллеи.
Интимность Голландского сада определялась также наличием в нем Эрмитажа и воздвигнутыми позднее Верхней и Нижней Ванной, Красной кухней – строениями отнюдь не официального характера. Дворец был заслонен шеренгой лип, отчетливо показанных на плане 1816 г. Стремление закрыть дворец было также характерно именно для голландских садов, чтобы создавать в саду «уединенность».
Интимность рококо не противоречила интимности голландского барокко. Поэтому, когда началась перестройка Екатерининского дворца Растрелли
[500] и соответствующее этой перестройке переустройство сада в стиле рококо, изменений было сравнительно немного. Дух сада был сохранен.
Т. Б. Дубяго пишет: «Строительство в Царском Селе возглавлял в 50-х годах Растрелли, и было бы естественно предполагать, что сад спроектирован им. Однако в своем списке работ, выполненных в России, Растрелли обстоятельно перечисляет все, что он сделал в Царском Селе… Из парковых работ он упоминает только об ограде зверинца, о гроте с террасой на озеро, о павильонах – Эрмитаже и Монбижу, а также о Катальной горке, стоявшей над озером»
[501]. Объяснение тому, почему Растрелли не упоминает в списке своих работ переустройство Старого сада, может быть двояким: либо это переустройство производилось другими, либо оно было просто незначительным и не стоило упоминаний. Отмечу, что известная гравюра Зубова, изображающая Екатерининский сад Растрелли, как и многие другие гравюры Зубова, малодостоверна. Зубову надо было показать дворец, и поэтому сад он представил с низкой стрижкой, убрав из изображения петровские ряды дубов на первом плане и перпендикулярную им аллею петровских лиственниц.
При Елизавете не исчезло стремление украшать сад различными постройками интимного назначения – вроде бани, гротов, Эрмитажа, крытых аллей, где можно было уединиться, различного рода беседок и т. п. Типичным для растреллиевского периода осталось и стремление отдавать дань не только Флоре с ее цветами, но и Помоне с ее плодовыми растениями.
О Старом саде сообщает И. Яковкин, имея в виду 1721 г.: «В каждой куртине насажены были яблони и вишни, с коих плоды, во время присутствий двора в Москве, отдаваемы были в откуп, а с некоторых и тогда сохраняемы были впрок различным образом. Видите ли, что в некоторых аллеях деревья, против прямой линии, посажены выгнутыми впадинами? По каждой аллее были в них беседки с лавками из брусков, к коим деревья привязывались. Таких беседок в верхнем и нижнем садах, по всем аллеям было 48; а здесь, на углу к каналу и набережной, были открытыя, по сторонам, галереи с кровлями, на 90 саженях длины и 6 саженях ширины»
[502].
