Отец крикнул слуге, чтобы тот приготовил комнату для гостя и прислал другого слугу с вином, чтобы он мог поздравить Фенна с его первым визитом в замок.
Принесли вино. Мы выпили его, потом поговорили о смерти капитана Пенлайона и о той печальной атмосфере, которая царила сейчас в Лайон-корте.
— Настоящий моряк мой тесть, — сказал отец. — Один из старых пиратов. Хотел бы я иметь столько золотых монет, сколько он насадил на свою шпагу испанцев!
— В те дни мир был жесток, — сказал Фенн.
— А разве он изменился? Видите ли, юноша, занимаются ли мужчины торговлей или воюют — это одно и то же. Трофеи — вот что их интересует, а трофеи и кровь связаны друг с другом.
— Мы хотим торговать в мирной обстановке. Отец откровенно смеялся над Фенном.
— Да, это благородные слова! Я обрадовалась, когда пришли слуги и сказали, что комната готова.
— Я приказал, чтобы это была одна из лучших комнат, — сказал отец. Кто-нибудь из служанок может сказать вам, что эту комнату посещает призрак, но вы же не побоитесь, я знаю.
Фенн засмеялся:
— Уверен, в таком замке, как этот, должно быть множество призраков.
— Призраки, — сказал отец, — на лестницах, в коридорах. Трудно найти комнату, которая не могла бы похвастать своим призраком. Это замок легенд, сэр, замок призраков. Темные дела творились здесь, и, говорят, оставили свой след.
— Уверяю вас, сэр, я не боюсь.
— Я знал, что вы — храбрый молодой человек: ваша профессия требует этого. Хотя мне говорили, что моряки — самый суеверный народ на земле? Скажите, это правда?
— Когда они идут в море, это так: так много плохого может случиться с кораблем! Но моряки, которые боятся того, что на море, храбры на суше.
— Мы — на суше, но море омывает наши стены, и иногда кажется, что мы ни на суше, ни на море. Вы, наверное, хотите пройти в вашу комнату? До ужина еще почти час.
Он знаком приказал служанке показать юноше комнату. Я поняла, что его поведут в Красную комнату.
За ужином было весело. Отец был в хорошем настроении, мачеха очаровала его. «Для этого ей понадобилось немного», — в смятении заметила я. Она спела песню, по-испански, наверное. Я не понимала слов, но они вызывали трепет. Отец смотрел на нее, когда она пела, словно зачарованный, и, кажется, каждый присутствующий мужчина тоже.
В ту ночь я не могла уснуть. Я думала о Фенне и о намеках бабушки, что я могла бы выйти за него замуж. И я хотела этого, я поняла, что полюбила Фенна, а я принадлежала к тому типу людей, которые не меняются в своих привязанностях. Мне это показалось определенной схемой: моя мама и ее Фенимор сочетались браком с другими, чтобы «расчистить путь» для своих детей.
Я теперь все видела с ясностью, которая пришла ко мне по пути из Лайон-корта. Мой дом действительно был странным: отец, обвиняемый тещей в том, что он был причиной смерти его первой жены; его вторая жена, таинственным образом умершая во время сна, третья его жена — ведьма. И замок — замок с призраками, полный видений прошлого. По ночам происходили странные вещи: просыпаешься и чувствуешь, что что-то происходит, привыкаешь к этому и принимаешь, не спрашивая, что это значит. Слуги часто тревожились, они боялись моего отца, а слуги, живущие в Морской башне, отличались от слуг замка. Странные люди приходили и уходили. Я выросла среди этих вещей и принимала их… до сих пор.
Но самая странная из всех была моя мачеха — эта чужестранка, которая так мало говорила, но при желании могла очаровать любого мужчину, будь он молодой или старый. О ней ходили странные слухи: я знала, что мама спасла ее в штормовую ночь Хэллоуина, поэтому и возникли эти слухи.
Может быть, так оно и было, но я вдруг вновь подумала о том, что всего три месяца, как умерла мама, а отец уже женился на Марии.
— Тамсин, ты не спишь?
Это была Сенара, мы продолжали делить с ней комнату. Мы могли бы иметь каждая отдельную, потому что в замке их было множество, но Сенара была против этого. Она сказала, что ей нравится эта комната, и она любит разговаривать со мной по ночам. Комната была, как многие в замке, — большая, с высоким потолком, но в одном она была удивительна: один из моих предков сделал маленькую пристройку к ней. Он раньше жил во Франции, и там ему понравилось это: своеобразный альков, отгороженный тяжелым красным занавесом. Сенара любила прятаться за ним, а потом выскакивать в надежде напугать меня.
Сейчас я ей ответила:
— Нет, не сплю.
— Ты думаешь о нем? — сказала она осуждающе.
— Кого ты имеешь в виду? — спросила я, зная ответ.
— Фенна Лэндора.
— Но он наш гость.
— Ты думаешь, он особый гость, да?
— Каждый гость всегда особый.
— Не уклоняйся, Тамсин. Ты знаешь, что я имею в виду, тебе он слишком нравится.
Я молчала. Она встала со своей постели и опустилась на колени возле меня.
— Тамсин, — очень серьезно начала она, — никто не отберет тебя у меня, никто.
— Никто и не собирается отнимать. Мы с тобой всегда будем как сестры.
— Я возненавижу всех, кого ты будешь любить больше, чем меня.
Я подумала: «Какая она еще маленькая!»
— Иди ложись, Сенара, ты простудишься.
— Помни об этом! — воскликнула она.
На следующий день, когда я показывала Фенну замок, мы пришли на кладбище около старой нормандской часовни. Я показала ему могилу мамы рядом с двумя другими.
— Это же могила моей тети! — сказал он, подошел и преклонил колени возле нее. — Моя тетя и твоя мама. А кто это?
— Это — моряк. Он утонул и был вынесен на наш берег. Мы похоронили его здесь.
— Интересно, кто он был?
— Если бы я знала! Надеюсь, есть кому грустить о нем.
Фенн опечалился. Наверное, он подумал о своем отце.
— Много моряков лежат в таких могилах, а их семьи ничего о них не знают.
— Мало кого выносит на берег.
— Да, дно океана — это кладбище большинства, я знаю.
— Ты так много думаешь об отце?
— Прошло уже шесть лет, как мы потеряли его, но он как живой стоит передо мной. Ты поняла бы, если бы знала его: он был добрый и хороший человек в этом мире, таком нехорошем и недобром, вот что делало его не похожим на других. Мама говорит, что он родился раньше своего времени. Он был, как будто из другой эпохи, когда люди станут мудрее и добрее.
— Это замечательно, когда жена может так сказать о своем муже.
— Он был чудесный муж! — Фенн вдруг сжал кулаки. — Придет день, и я узнаю, что произошло с ним.
— Разве неясно? Его корабль, должно быть, утонул в море?
