Бородач кашлянул.
Врач забарабанил по столу крупными сосискообразными пальцами, затем вновь набрал номер.
«Да уж. Вот тебе и частная медицина», – подумал Назаров, косясь на ногти работника клиники, обкусанные едва ли не до мяса.
Взгляд бородача переместился на линолеум, истертый до белизны, потом пополз вверх и задержался на гудевшей лампе, которая лихорадочно моргала, словно маяк.
«Никой разницы по сравнению с бесплатной больницей. Разве что очереди нет».
– Дмитрий Олегович? – неожиданно проговорил врач в трубку. – К Назарову посетитель. Ага, брат. Хорошо, понял. – Толстяк с щелканьем впечатал трубку в аппарат, поднял глаза. – Идемте. Халат я вам дам.
Реанимационное отделение
На третьем этаже их встретил врач. Он вытер руки белоснежным полотенцем и внимательно оглядел неряшливого посетителя. В покрасневших от недосыпа глазах доктора промелькнула неясная тень.
– Брат, говорите? – поинтересовался он, аккуратно сложил полотенце и повесил его на кисть левой руки.
В этой позе врач был похож на официанта.
– Да, Геннадий Назаров. Скажите, что с ним?
Реаниматолог бросил многозначительный взгляд на своего плотного коллегу, который провожал Назарова. Толстяк молча кивнул, привычным движением поправил шапочку и бесшумно выскользнул за дверь.
– Брат, – зачем-то повторил врач, вновь повернувшись к бородачу.
– Где он? – спросил Назаров, опять начиная нервничать.
В его глазах, слегка увеличенных линзами очков, причудливым цветком распускалось отчаяние, переплетенное с мучительным страхом за родственника.
– Шапку снимите, – велел врач, двинувшись по коридору.
Назаров безропотно выполнил это указание и молча засеменил следом за доктором. Звук собственных шагов отдавался оглушительным эхом в его ушах.
Врач остановился у двери с табличкой: «Посторонним вход запрещен». Над ней тускло мерцала выпуклая лампа, на которой пульсировало красным: «Отделение реанимации и интенсивной терапии».
– Доктор… – начал было бородач, но врач его перебил:
– Ваш родственник без сознания. Состояние стабильно тяжелое. Сегодня он перенес две операции. Для подстраховки мы подключили его к ИВЛ.
– ИВЛ, – машинально повторил Назаров, словно пробуя эту аббревиатуру на вкус.
– Да, ваш брат на искусственной вентиляции легких, – терпеливо подтвердил врач.
– Он выживет?
– Мы делаем все возможное, – последовал невозмутимый ответ.
«Совершенно стандартный текст в подобных случаях», – зачем-то отметил про себя Назаров.
– Обнадеживать не буду, – продолжал реаниматолог. – Сами понимаете. После открытого перелома черепа говорить о выздоровлении преждевременно. – Он чуть помедлил и добавил: – Подобные травмы люди чаще всего получают в результате избиения. Кстати, он поступил к нам без левой кисти. Определенно, что ампутация произошла совсем недавно. Кому он так насолил?
Назаров вытер пот, выступивший на лбу.
– Видите ли, Геннадий занимался коммерцией, – сбивчиво заговорил он. – Мы с ним давно не виделись, и я только вчера узнал…
– Ладно. По сути, мне не так уж важно, кто и за что это с ним сделал, – снова перебил его врач и как-то равнодушно пожал острыми плечами. – В конце концов, этим должна заниматься милиция. У вас будет пять минут. Хватит?
Назаров глубоко вздохнул и сказал:
– Спасибо.
– Не за что, – сухо отозвался врач.
Бородач вдруг подумал о гравии, шуршащем под ногами. Именно так звучал голос реаниматолога.
С замершим сердцем он смотрел, как тот не глядя, привычным движением пробежался тонкими пальцами по кнопкам кодового замка. Раздался щелчок, и дверь открылась. Назарову совершенно неожиданно пришло в голову, что, как только он переступит порог реанимационной и дверь за ним закроется, его жизнь будет разделена на «до» и «после».
– Ну, что же вы?
Уставший голос врача вывел мужчину из легкого ступора. Он сделал неуверенный шаг вперед и тут же замер, уставился на расплывшуюся пожилую женщину, лежащую на кушетке.
– Не пугайтесь. Соседка вашего брата ведет себя тихо и не доставляет ему никаких неудобств, – с плохо скрытой насмешкой произнес реаниматолог.
Назаров, будто загипнотизированный, продолжал смотреть на старуху. Седые космы женщины рассыпались на плоской подушке и напоминали клочья пыльной паутины. Пепельно-серое лицо изрыто глубокими морщинами, глаза, подернутые катарактой, смотрели в никуда. Одеяло сползло до колен, обнажив туго забинтованный живот пациентки. Кое-где сквозь ткань перевязочного материала проступила кровь. Дряблая грудь и шея утыканы трубками, приклеенными липучками. Одна рука женщины была привязана ремешком от халата к боковой стойке кушетки, вторая же оставалась свободной и вяло комкала простыню.
Назаров не мог отвести глаз от этих изжелта-грязных пальцев. Узловатые и костлявые, они смахивали на когти подыхающего грифа.
Врач заметил на полу бинт, которым прежде была привязана рука больной, и недовольно цокнул языком.
– Что же вы, Надежда Ивановна, – мягко проговорил он, поднял бинт с пола и бережно расправил его. – Ни на секунду нельзя вас оставить.
Реаниматолог взглянул на посетителя, который продолжал нерешительно переминаться с ноги на ногу.
– Это ее так родной внучок, – спокойно пояснил доктор. – Наркоман. Искромсал ножом родную бабушку так, будто винегрет готовил. Ее в простую больницу отвезли, а там сами знаете какие условия. Повезло, что отец этого звереныша быстро отыскался. Если бы не он, вернее сказать, не кошелек этого нового русского, то она бы еще вчера душу богу отдала.
Назаров судорожно втянул ноздрями острый запах, витавший в реанимационной, и кашлянул. Это была гремучая смесь антисептиков, бинтов, пота и… приближающейся смерти.
Врач заново привязал руку больной к стойке, поднялся и сказал:
– Ваш брат вон там. – Он показал рукой.
Назаров будто очнулся от тревожной дремы и зашаркал к окну, где стояла еще одна кушетка, отгороженная ширмой-перегородкой. На ней в полной неподвижности лежал мужчина, укрытый до самого подбородка одеялом. Назаров плотно сжал губы, увидев лицо, распухшее от кровоподтеков. Лилово-черное, перекошенное, оно вызывало оторопь и даже отвращение. Голова забинтована через подбородок, глаза закрыты. Из раззявленного рта тянулась интубационная трубка.
Назаров моргнул, словно не веря собственным глазам. Монотонное пиканье кардиомонитора тонкими иголочками впивалось в барабанные перепонки.
– Я выйду на пару минут, – послышался голос доктора. – Поторопитесь. Больному нужен покой и тишина.
