– Банкир написал, что ты закрыл вклад, Джафар, – вместо приветствия произнес Николай. – Из-за этого я не смог вовремя забрать свои деньги. Это правда?
– Банкир уже на том свете. Этот паскудник выпрыгнул из окна.
– Это я и без тебя знаю! Перед смертью он написал…
– Мало ли что он тебе писал! – перебив Коршунова, огрызнулся Абиев. – Даже если так, то это мое право распоряжаться бабками! Будешь мне советы давать, как тратить мои деньги? Захочу, переведу их в фонд памяти Чингисхана! Или в толчок их смою, понял?!
– Джафар, фильтруй базар. Ты должен был предупредить, – сказал Коршунов, из последних сил сдерживаясь, стараясь не взорваться. – Ты знаешь, что мог подставить кого-то из нас, не предупредив о снятии всех денег!
– Ничего я не закрывал! – заорал азербайджанец, тоже выходя из себя. – Идите к шакалам вместе со своим дохлым Банкиром!
Николай опешил. Еще никогда Абиев не срывался до подобного психоза.
Осененный догадкой, он осторожно спросил:
– Проблемы, Джафар? Только скажи честно!
– Еще какие, Коля, – выдавил из себя азербайджанец. – Я сам на мели, менты мне два дела шьют. Черемесов, тварь, под меня копает, мои склады с товаром сжег! Войну мне объявил, сын верблюда!
– Черемесов? – потрясенно переспросил Николай. – Вы же с ним кореша. Еще с девяностых.
– Я таким корешам кишки наружу выпускал, как баранам, – презрительно бросил Джафар. – Гнида он, а не кореш мне. А я его своим братом считал.
– Джафар, мне надо к тебе подъехать, – проговорил Коршунов. – Здесь что-то не так. И Банкир на себя руки наложил! А вдруг его вальнули?
В трубке ненадолго воцарилась тишина, затем Абиев проговорил:
– Я невыездной, Коля. Менты меня со всех сторон обложили, суки, подписку о невыезде оформили. Мои земляки последние деньги собрали, чтобы меня в камеру до суда не сунули. Остались крохи, я на них билеты жене с детьми взял. Пускай в Баку пересидят, пока все не уляжется. У меня Самира вот-вот родит. Вот когда устаканится, приезжай.
– А если не устаканится, Джафар? – тихо спросил Николай.
При этом он машинально сжимал и разжимал пальцы, словно готовился к бою.
– Если все только начинается? У меня ведь тоже головняка вагон и маленькая тележка! Может, и у Сереги Черемесова сейчас полная катастрофа, точно так же, как и у нас?
– Не знаю, Коля. Что ты предлагаешь?
– Нам надо поговорить. Не по телефону.
– Я позвоню, как что-то прояснится, – устало отозвался Джафар. – И это… чтобы ты знал, я не снимал деньги. Банкир меня кинул точно так же, как и тебя.
«Я уже это понял», – обреченно подумал Коршунов.
Внезапное признание
Павлов сразу увидел Кирилла Шахова, как только вышел из автомобиля. Бывший супруг Дарьи был облачен в клетчатую ковбойку и светлые джинсы. Эта одежда была мятой и далеко не новой, но чистой. От внимания Артема не ускользнуло, что мужчина был гладко выбрит, и его лицо стало не таким отечным. Отталкивающий запах перегара тоже отсутствовал.
– Артемий Андреевич? – негромко спросил Кирилл и нерешительно протянул руку, словно заранее был уверен в том, что этот жест с его стороны будет отвергнут.
– Приветствую вас, Кирилл, – спокойно отозвался Павлов, помедлил мгновение, показавшееся Шахову вечностью, ответил на рукопожатие и произнес: – Дарья сказала, у вас ко мне разговор.
Кирилл торопливо кивнул.
– Я хотел извиниться, – выдавил он из себя. – Я не узнал вас. Потом Даша сказала…
С губ Павлова сорвалась усмешка.
– А если бы вы узнали меня сразу, то вели бы себя иначе? Или по-прежнему? Хамили, буянили?
Шахов пробубнил что-то невнятное.
– Так что вы хотели? – поинтересовался Артем.
– Давайте отойдем, – предложил Кирилл, заметно волнуясь. – Вон там есть лавочки.
Они расположились на небольшой аллее, в прохладной тени деревьев.
– Я вас слушаю, – произнес Артем.
Кирилл откашлялся, словно не знал, с чего начать, и произнес:
– Я так понял, у Даши сейчас какие-то проблемы с банком. Это верно?
Адвокат вскинул бровь.
– Это она вам сказала?
– Ну, скажем, намекнула во время одной из ссор. Понимаете, я, в общем-то, ничего не имею против нее, – сбивчиво проговорил Шахов. – Тут такое дело…
– Во время нашего знакомства вы сообщили, что не являетесь закоперщиком всей этой свистопляски. Я имею в виду выживание Дарьи и ее сына из вашей общей квартиры.
На лице Кирилла проступили пятна.
– Это так. Несколько месяцев назад ко мне обратился один мужик. Я никогда не видел его раньше. Наплел с три короба, сказал, что Дашка соблазнила его брата, а потом вильнула хвостом и бросила. Якобы он у нее путевку брал, так они и познакомились. Вроде как брат этого мужика из-за депрессухи так колес наглотался, что врачи еле откачали. Отомстить он хотел за брата, короче. Я ведь думал продать нашу общую хату. А этот крендель будто мысли мои читал. «Давай твою сучку выживем из квартиры!» – сказал он мне.
– И вы согласились, – в тон Шахову продолжил Артем.
Кирилл отвел взгляд и сказал:
– Он мне денег предложил. Меня тогда проблемы накрыли, деньги нужны были позарез. Надеялся, что выручу от продажи этой хаты, а тут Дашка заупрямилась. Этот благодетель сказал, что как только она сдастся, он поможет продать хату через знакомого риелтора. А Дашка, мол, обойдется. У нее турфирма есть, она с голодухи не помрет. Мы условились, что я этому парню десять процентов от продажи дам, если все срастется. Так сказать, за идею. Не смог я устоять.
– Это вполне объяснимо.
Услышав эти слова, произнесенные ничего не выражающим тоном, Шахов вздрогнул, как от пощечины.
– Мы тогда сильно ругались, – запинаясь, проговорил он. – Я назло ей хотел это сделать, понимаете?
– Понимаю. И сколько же этот таинственный незнакомец предложил вам за эту авантюру?
– Десять тысяч рублей он заплатил сразу. Еще двадцать пообещал, как только Дашка с вещами уберется из хаты.
– С вещами и сыном, – подчеркнул Павлов.
Кирилл моргнул и тихо сказал:
– С сыном. Знаете, я ведь ничего против Лешки не имею. Ну, не сложились у нас отношения. Может, вы в курсе, что у Дашки проблемы по женской части…
– Это неважно, – оборвал его Артем. – Решение об усыновлении мальчика было принято сообща, Кирилл. Наверняка вы взвесили все «за» и «против» и понимали, какая это ответственность. К чему сейчас эти оправдания?
Шахов вздохнул и произнес:
– Вы правы. Я просто хочу, чтобы вы знали – в глубине души мне стыдно перед пацаном. Как бы это выразиться… сработал мужской эгоизм. Запоздалый, так сказать. Мол, хочется своего, а чужого ну никак душа не принимает. А своего Дашка не могла…
