Он выехал за город и вскоре оказался у деревни Ромашково, где в то время располагались дачи – довольно скромные домики без всяких излишеств. Заглушив мотор, Опалин вылез из машины и стал красться в сумерках к небольшой даче, стоявшей на отшибе. Почти все окна ее были темны, и только за одним теплился желтоватый свет, указывая, что внутри кто-то есть.
– У-ху-ху-хо-хо!
Где-то в ветвях деревьев захохотал филин, и Иван весьма кстати вспомнил, что терпеть не может деревню и все, что с ней связано. Едва различимый в полутьме кот сверкнул янтарными глазами, сказал «мрряу» и сгинул, словно провалился в другое измерение.
Дверь дома была заперта изнутри, а за окном, которое единственное из всех оказалось открыто, был виден силуэт человека, который ходил по комнате, собирая вещи. Притаившись под окном, Опалин, наконец, дождался, когда человек поднимется наверх, и легким движением перемахнул через подоконник.
Чемодан с вещами, сверток с женскими шубами, а вот – не угодно ли – сундучок, доверху набитый украшениями и золотыми монетами. Опалин бросил на них только один быстрый взгляд и достал револьвер.
На лестнице послышались шаги, и Аркадий Виноградов спустился вниз, волоча еще один чемодан. Опалин выстрелил, и эксперт упал.
– А-а… – забормотал он, хватаясь за живот. – Больно…
Из раны вытекала черная кровь. Раненый тяжело дышал, бледнея на глазах.
– Десять минут, может быть, пятнадцать, – сказал Опалин. Он не выглядел ни довольным, ни торжествующим, и даже намека на злорадство не было в его голосе. – Скоро все кончится.
– И ты не позовешь на помощь? – Это было непостижимо: Виноградов понимал, что умирает, – и все же улыбался.
– Нет.
– Поговорим?
– Я не говорить с тобой пришел, а убить, – ответил Иван, и это было чистой правдой.
– Вот так просто, да? Без всякого суда? А как же допросы, чистосердечное признание, все такое? Я бы столько мог рассказать, Ваня.
– Неинтересно.
– Как так? Не хочешь знать, как мы находили жертвы, например?
– Да обыкновенно. Искали, кто мог хорошо нажиться при нэпе, а потом стал скромнее некуда. Небось Калинин ваш с журналистским удостоверением и выступал разведчиком, слушал, что люди болтают, и вопросы разные задавал, как бы между прочим. Богатых же никто не любит, сам знаешь. Так вы присматривали себе жертву, потом изучали ближний круг, что да как. Готовились как следует, чтобы осечек не было. Правильно? Я угадал? Конечно, угадал.
– В общих чертах – да, но узнавали мы разными путями. Про этих, с Пречистенки, я от одного товарища из Ленинграда услышал. Вообще нелегко нам приходилось, вот честно. На одну стоящую жертву дюжина мелочовки попадалась. – Виноградов засмеялся. – Бывает, изучаешь человечка, вроде перспективный и грохнуть его легко, а потом выясняешь, что он, подлец, уже давно на баб все спустил. Обидно, знаешь ли.
– Вот свезло-то человеку, а? С толком деньги потратил и вас с носом оставил. Орел, с какого боку ни глянь.
– Шутишь? Ну-ну. А хочешь узнать, как Яшка меня вычислил? – спросил Виноградов с усмешкой. – За что я его убил?
– Я и так знаю, – ответил Опалин. И, прыгнув вперед, вырвал у эксперта пистолет, который тот достал втихомолку, рассчитывая прихватить с собой на тот свет своего врага. – Все из-за конфеты, которую Яша нашел в комнате Груздевой. Ты хорошо вычистил за собой, но конфета закатилась за горшки, и ты ее не заметил. А на ней остался след твоих зубов, с характерным дефектом. Я расспросил ребят и понял, что Яша позже спускался в цокольный этаж. Наверное, хотел узнать, что нового, и среди улик увидел не ту конфету, которую он нашел. Ты ее подменил, Аркаша. Не знаю, что ты ему наплел и как уговорил его встретиться с тобой в саду «Эрмитаж», но… тебе не стоило трогать парня. И еще я думал, откуда тот, кто предупредил бандитов, знал о Большой Пироговской – так ведь Яша упомянул при тебе об этом. Оставалось только понять, где ты мог прятать ценности – вряд ли на квартире, а вот дача, на которую ты нас приглашал в прошлом году, – другое дело. Я немножко подтолкнул тебя – послал в Орел несколько телеграмм и через Петровича дал знать, что вот-вот доберусь до главаря. Через границу кто ценности возил?
– Я ничего тебе не скажу, – прошелестел Аркадий. – Ничего.
– Ну и не надо. Сами найдем.
– Отвези меня в больницу, – попросил Виноградов. – Бери все, я никому не скажу. Только отвези…
– После того, как ты зарезал Яшу, убил своих подельников и бабу? Ну, нет… А ты еще что тут забыл?
Последний вопрос был обращен к Казачинскому, который неожиданно возник за окном. В руке Юра держал увесистый камень.
– Я, это… – пробормотал Юра, – за Виноградовым пришел. Из-за Яши… Я на квартиру, там Аркадия не нашел, разговорился с дворником, он мне сказал насчет дачи… ну, я и приехал… на электричке… Только не знал, куда идти, заплутал немного…
– Ну, молодец, – сказал Опалин после паузы. – А как ты догадался, что это он?
– Пошел в отдел кадров и попросил дела. Искал, кто раньше был связан с Орлом.
– Петрович уже наводил справки в отделе кадров, – заметил Иван. – И ничего не обнаружил.
– Да, но у Виноградова из дела почему-то пропали полгода, которые он провел неизвестно где. И они совпадают с тем временем, когда Марья Груздева сидела в тюрьме в ожидании расстрела. Я и решил, что он, а не Сергей был тем, кто ее спас. В смысле Сергей помогал, а задумал все Виноградов… Наверное, он как-то был связан с тюремной больницей, потому что женщина, которую расстреляли вместо Груздевой, была тяжело больна. Врачу проще осуществить такую подмену… И на Пречистенке семью отравили цианистым калием. Это не тот яд, который можно легко достать, но если ты эксперт угрозыска – другое дело.
– А ты сообразительный, – усмехнулся Опалин. – Что ж, хвалю… Камень-то зачем прихватил?
– Ну так… У меня же оружия нет пока… – Казачинский смущенно поглядел на камень и бросил его. – Я и решил, на всякий случай…
– Ну, на всякий случай и камень сгодится, – хмыкнул Опалин.
Он заметил, что Виноградов больше не шевелится, подошел и потрогал его пульс, после чего закрыл убитому глаза.
– Он умер? – спросил Юра.
– Как видишь. Придется тебе сейчас пилить обратно на станцию Немчиновка, связываться с Москвой и вызывать наших. Тут серьезные ценности, и оставлять их нельзя, так что давай, Юра. Чем быстрее мы с этим развяжемся, тем быстрее вернемся домой.
Глава 26. Парашютная вышка
Я пережил и многое, и многих, И многому изведал цену я.
Петр Вяземский
Юра Казачинский устал. Мучило его вовсе не ощущение физической усталости, когда все мышцы ноют и силы остаются только на то, чтобы доползти до кровати, рухнуть на нее и забыться сном. Он устал, если можно так выразиться, морально. Смерть Яши, с которым он успел подружиться, сознание того, что человек, которого считаешь своим, может оказаться предателем, расправа, которую учинил Опалин, – все это произошло слишком стремительно и подействовало на него слишком сильно. Он чувствовал, что ему становится невмоготу. А ему хотелось чего-то светлого, хорошего, чистого. И он знал, в чьих силах его исцелить, – и стремился к этому человеку, как только Иван его отпустил.
