— А что произошло с Уильямом Принном? — спросила Берсаба.
— Я и забыл о том, что в такую глушь новости добираются очень долго, ответил джентльмен. — Принн написал книгу, осуждающую театральные спектакли.
— А почему ему не нравятся спектакли? — спросила мать. — Что в них может быть дурного?
— По мнению Принна, они беззаконны, поскольку распространяют аморальность и прокляты Священным Писанием.
— Но так ли это?
— Принн привел доказательства.
— Да он просто брюзга, — сказала мать. — Он жалок сам и желает сделать такими и остальных.
— Возможно, — вмешался отец, — но всякий человек имеет право выражать свои взгляды.
— Так думают многие, — согласился гость. — Человек может быть прав или не прав, но он должен иметь возможность высказать свое мнение. Несогласные будут свистеть, а те, кто согласен, — аплодировать. Конечно, взгляды всегда будут расходиться.
— Так за что же его отправили в Звездную палату?
[3]
— спросила мать.
— Вот тут то король и свалял дурака со своей любовью к супруге, — ответил джентльмен. — Принн осуждал женщин, выходящих на сцену, так как, по его мнению, хотя спектакли уже сами по себе грешны, но появление на сцене женщины — это еще более страшный грех. А королева обожает театр, любит смотреть спектакли и любит играть в них. Она со своими придворными дамами недавно поставила «Пастушеский рай» Уильяма Монтегью, так что атака направлена на нее, да и на короля, конечно, — ведь он смотрел спектакль с удовольствием и горячо аплодировал. И вот поэтому Принн был брошен в тюрьму, но для начала его привязали к позорному столбу и отрезали у него уши.
— Уши! — воскликнула пораженная мать.
— Увы, мадам, это правда, — заявил наш гость. — Вы живете в уединенном месте и молите Господа о том, чтобы это продолжалось подольше. Но существуют вещи, влияющие на всю страну, а дела складываются так, что народ долго терпеть не будет и скоро взбунтуется.
Я попыталась вообразить, как выглядит человек без ушей, и ощутила вдруг такой страх и душевную боль, каких никогда прежде не испытывала.
Разъезжая верхом по окрестностям, я заметила, что люди стали какими-то хмурыми, недовольными. Как будто с Уайтхолла подул холодный ветер и дул так долго, что его почувствовали и здесь, в Тристан Прайори.
* * *
Мы были дома уже около двух недель, когда отца вызвали в Плимут для обсуждения маршрута нового плавания. Мать сумела уговорить его взять ее с собой, оставив хозяйство на Фенимора.
— Мы пробудем там недолго, — уверила она его.
Когда они с отцом поехали рядом, я подумала, что она похожа на невесту, отправляющуюся в свадебное путешествие. Без нее дом выглядел совсем по-иному. К частым отъездам отца мы привыкли, но без матери чувствовали себя потерянными.
После прощания во дворе мы с Берсабой взобрались на сторожевую башню и долго смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду.
— Когда я выйду замуж, я буду такой же, как наша мать, — заявила я Берсабе.
— У тебя не получится, — возразила сестра, — потому что ты не похожа на мать.
— Я имею в виду то, что у меня будет муж, который даже через тридцать лет супружества, будет считать меня такой же молодой и красивой, какой я была в день нашей первой встречи.
— Ты собираешься выйти замуж за слепого?
— Ты ведь понимаешь, что я имею в виду. Так наш отец относится к матери.
— Таких, как они, немного. Я уныло согласилась с ней.
— К тому же жизнь была бы пресной, если бы все были похожи на них. Я хочу, чтобы мой брак был иным. Вряд ли их чувства назовешь волнующими.
— Не думаю, что есть более волнующие чувства, чем те, которые возникают у матери при вести о том, что корабль отца показался на горизонте.
— Ну, все зависит от того, что мы вкладываем в понятие «волнующие чувства».
— Ты, как всегда, не желаешь принимать вещи такими, какие они есть на самом деле. Тебе постоянно нужно что-то ставить под сомнение, до чего-то докапываться и в результате, все испортить.
— Мне просто хочется знать правду, — заявила моя сестра. — Кстати, любопытно, что сейчас происходит в замке Пейлинг.
— Странно, что до нас не доходят никакие вести.
— Ты думаешь, их пригласят сюда?
— Только когда уедет отец. Он явно не любит Сенару. Она не хотела, чтобы они с мамой поженились. Она ревновала… не хотела, чтобы кто-то встал между ней и матерью. Она очень любила маму.
— А я думаю, что она сама хотела выйти за него.
— Тогда это еще интереснее. Как здорово было бы прочитать дневник нашей матери! Там должно быть все о Сенаре, о матери Сенары и о нашем дедушке в молодости. А ты уже начала писать, Берсаба?
— Нет, — коротко ответила она.
— А собираешься?
— Когда появится что-нибудь достаточно интересное.
— Ты считаешь, что прибытие Сенары и Карлотты — недостаточно интересное событие?
— Следует подождать… — Она поколебалась, а затем продолжила:
— Я тебе хочу кое-что сказать. Я чувствую, что скоро из Пейлинга кто-то приедет.
— Так кто же приедет? Она улыбнулась.
— Возможно, Бастиан.
* * *
Приехал не Бастиан. Приехала Сенара со своей дочерью. Интересно, знали ли они о том, что отец уехал?
Сенара воскликнула:
— Так значит, ваша мать уехала… Мы рассказали ей об отъезде наших родителей в Плимут.
— А кто за хозяина?
— Мой брат Фенимор, — ответила я. — А мы с Берсабой за хозяек.
— Вы очень мило приняли нас, — заявила Карлотта с лицемерной улыбкой, напомнившей нам о том, что мы не выполняем своих обязанностей.
Берсаба сообщила, что Фенимор отправился объезжать имение, и тут же отдала приказания конюхам заняться лошадьми. Мы повели гостей в холл.
— Чудное, уютное местечко, — сказала Сенара. — Мне оно всегда казалось таким. Замок гораздо мрачнее.
— Зато он больше, — возразила Карлотта.
— Мама будет очень жалеть о том, что вы не застали ее, — сказала Берсаба.
Мне трудно было представить, чтобы наша мать, находясь рядом с отцом, жалела о какой-то несостоявшейся встрече. Пожалуй, она будет даже довольна, поскольку знает о том, что эти гости неприятны отцу.
— Я распоряжусь о комнате, — сказала я и вышла. Когда я вернулась, Берсаба и гостьи сидели в малой гостиной, а служанка расставляла на столе вина и пирожные — обычное угощение для прибывших с дороги.
