— Ты с ней виделась?
— Да. Я вошла в хижину и хотела забрать ее с собой.
— Ах, дитя мое, — вздохнула мать, — ты должна немедленно снять с себя всю одежду.
— Что с ребенком Феб?
— Он родился… мертвым.
Я пристально посмотрела на мать, которая сейчас думала только обо мне.
— А Феб?
— Ей очень плохо, но она, Бог даст, выкарабкается. Я хочу, чтобы ты немедленно переоделась. Пойдем.
Она повела меня за собой.
Я чувствовала себя слабой, разбитой, опустошенной.
Часть третья
АНЖЕЛЕТ
ГАЛЕРЕЯ СОБОРА СВЯТОГО ПАВЛА
В дороге мне было грустно — ведь я впервые в жизни рассталась с Берсабой. Кроме того, я постоянно ощущала беспокойство, потому что в нашей жизни наступил поворотный пункт, и я инстинктивно понимала, что прежние времена уже не вернутся.
Я так часто мечтала побывать в Лондоне, так ярко представляла себе это путешествие, что сейчас у меня временами появлялось жутковатое чувство, что я своими желаниями и вызвала эту лавину событий. Однажды одна умная женщина (я уверена в том, что она была белой ведьмой) заявилась в замок Пейлинг вместе со своим мужем, который был кем-то вроде странствующего торговца. Тетя Мелани предоставила им ночлег и женщина, желая как-то отблагодарить нас за гостеприимство, предложила нам погадать. Молодежь приняла предложение с радостью. Я навсегда запомню предсказание, касавшееся меня. Звучало оно примерно так: «Если тебе очень сильно захочется чего-то, ты это получишь. Просто думай об этом и представляй себе, что оно уже стало твоим. Если ты будешь так делать, твои желания почти всегда исполнятся. Но за это придется платить, причем так, как ты не ожидаешь и, может быть, не хочешь. Может даже случиться, что ты пожалеешь о том, что получила желаемое».
Именно так я чувствовала себя по пути в Лондон. Я уехала из-за болезни Берсабы. Я видела страх в глазах матери и знала, что она решила отправить меня в безопасное место, потому что когда Феб родила мертвого ребенка, Берсаба заразилась от повивальной бабки оспой. Поначалу мы не знали этого наверняка. Берсаба отправилась под проливным дождем за повитухой и, войдя в ее дом, прикоснулась к ней, не заметив сразу ужасные знаки болезни на ее лице.
Вернувшись, она рассказала нам о случившемся, и мать немедленно уложила ее в постель, заставив лежать и на следующий день. А тем временем мы узнали, что повитуха умерла, а в деревушке еще несколько человек заболели оспой.
Наша мать, обычно столь мягкая, повела себя как генерал, собирающий войска перед решительной схваткой с противником — в данном случае со смертельно опасной болезнью.
Она немедленно послала за мной, и я поняла зачем.
— Ты больше не будешь спать в одной комнате с Берсабой, — объяснила она, твои вещи перенесут в маленькую комнату в восточном крыле.
Эта комната располагалась в противоположном конце дома — дальше всех от спальни, которую мы занимали вместе с Берсабой.
— Кроме того, тебе не следует навещать сестру, пока я не разрешу этого.
Я пришла в ужас. Не видеть Берсабу, с которой я почти не расставалась всю свою жизнь! Я почувствовала себя так, словно от меня оторвали какую-то часть моего естества.
— Мы обязаны вести себя благоразумно, — сказала матушка на следующий день. Ее поведение было очень хладнокровным, несмотря на то, что ее терзал страх. То, что Берсаба находилась в контакте с больной, это факт. В то время она была простужена, а значит, особенно предрасположена к заболеванию. Через неделю, в крайнем случае, через две, мы узнаем точно, заболела ли она. Если заболела, то тебе придется уехать отсюда.
— Уехать… от Берсабы, когда она тяжело больна!
— Дорогая моя девочка, это опасная болезнь, которая часто кончается смертью. Нам надо вести себя храбро, но мы ничего не сумеем сделать, если будем закрывать глаза на очевидное. Я собираюсь отослать тебя в Лондон… если это случится.
— В Лондон… без Берсабы?
— Я просто хочу, чтобы ты оказалась подальше отсюда. Дела могут обернуться весьма печально, и если Берсаба действительно заразилась, нам понадобятся все наши силы, чтобы ее спасти.
— Тогда я должна быть здесь и помогать вам.
— Нет. Я не позволю тебе рисковать собой.
— А ты сама, мама?
— Я — ее мать. Не думаешь ли ты, что я могу кому-то передоверить уход за ней?
— А что, если ты сама заразишься? — Мои глаза округлились от ужаса.
— Я не заражусь, — уверенно заявила она. — Я не должна заразиться, поскольку мне надо ухаживать за Берсабой. Но еще ничего не известно. Пока я только хочу, чтобы ты держалась от нее подальше. Вот почему я велела тебе перебраться в другую комнату. Обещай мне, что не будешь пытаться свидеться с ней.
— Но что она подумает обо мне?
— Берсаба умная девочка. Она понимает, что произошло, и осознает опасность. Поэтому она согласится с нашим решением.
— Мама, разве я смогу уехать в Лондон, зная, что она больна?
— Сможешь, ибо должна это сделать. Вы так близки… так привыкли друг к другу, что, боюсь, мне не удастся удержать вас от свиданий.
— Но как же… в Лондон… без Берсабы?
— Я не спала всю ночь, обдумывая, как устроить все наилучшим образом, и решила, что следует поступить именно так. Если ты уедешь в замок Пейлинг, это все-таки будет слишком близко… а к тому же, я думаю, тебе полезно сменить обстановку. В Лондоне все будет для тебя в новинку. Там ты не будешь так волноваться.
— Мама, ты думаешь, что она может умереть…
— Она должна жить. Но нам надо смотреть на вещи трезво, Анжелет. Последние недели она жила в постоянном напряжении… а потом эта простуда. Но я выхожу ее. Я уже послала в Лондон письмо, в котором сообщила Сенаре обо всем и предупредила ее, что ты выезжаешь через две недели, если не наступит улучшения. Так что готовься. Боюсь, тебе придется ехать в том, что есть, — на подготовку новых нарядов у нас просто нет времени. Надейся на лучшее, Анжелет. Возможно, все и обойдется.
Я была ошеломлена. Так долго мечтая о Лондоне, я никогда не думала, что мне придется отправиться туда без Берсабы. Я просто не представляла себе жизнь без нее.
Так или иначе, но две недели прошли. Каждое утро я смотрела в лицо матери, пытаясь прочитать на нем то, о чем с ужасом думала. Весь дом погрузился в уныние. Берсаба оставалась в своей комнате, и только мать заходила к ней. Она сказала мне, что Берсаба все понимает и согласна.
А потом настало утро, когда я прочитала в глазах матери страшную весть. Появились первые угрожающие симптомы.
Вот почему в это октябрьское утро я находилась на пути в Лондон с горничной Мэб, и, конечно, с грумами — для охраны и для того, чтобы заниматься багажом.
