После ужина и приема лекарств Слава снова лег, так больше и не ответив ни на один вопрос. Заняться в больнице было абсолютно нечем, не телевизор же смотреть вместе с остальными, телефон Лиля не дала – на случай, если медперсонал решит проверить тумбочку, а потому Ваня тоже предпочел лечь спать. Хоть выспится наконец, почему-то дома у него никак не получалось лечь раньше двух.
Однако уснуть оказалось не так-то просто. Кровать была мало того что слишком мягкой, скрипела всеми пружинами при каждом повороте с боку на бок, так еще и короткой! Высокий Ваня либо упирался головой в железный подголовник, либо у него торчали ноги. Одеяло тоже оказалось коротким, а синтепон в подушке уже несколько лет как сбился на одну сторону.
Проклиная и Дворжака с его конторой, и Аню с ее назначениями, и Лильку с ее идеями, и даже себя самого со своей тягой к приключениям, Ваня часа два ворочался с боку на бок, невольно прислушиваясь к происходящему за стеной. Интересно, сколько ему придется тут пробыть? Когда он сможет втереться в доверие к соседу до такой степени, чтобы тот перестал его опасаться и рассказал, что он там слышал? Как минимум завтра Лилька хоть пожрать принесет, а то на этой водянистой каше он долго не протянет.
Ваня лежал в больнице ровно два раза. В первый раз еще в детском саду, когда вместе с другом наелся смолы с дерева, а потом обоих рвало фонтаном, а второй раз уже лет в двенадцать, когда вырезали аппендицит. Детсадовского случая он почти не помнил, а вот второй раз навсегда отпечатался в памяти. Там тоже отвратительно кормили, а кровать была не только неудобной, но еще и сломанной. Каша на завтрак, обед и ужин заставляла его выть от голода, поэтому Лилька втихаря от врачей и родителей таскала ему бутерброды, которые родители давали ей в школу, и чипсы, купленные на карманные деньги. Ну то есть как карманные? Какие карманные деньги могли быть у школьника в девяносто четвертом году? Те, что родители давали на чай с булочкой в школьной столовой. А однажды врач поймал его за поеданием чипсов. Ох и влетело тогда и ему, и Лиле! Последнюю этих денег все-таки лишили, мама начала давать ей чай с собой в термосе. Правда, это все равно не помешало Лиле носить брату хотя бы запрещенные бутерброды.
Предаваясь детским воспоминаниям и прислушиваясь к наконец установившейся тишине за дверью, Ваня незаметно уснул. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Не сразу понял, где он и что за фигура в балахоне стоит над ним.
– Слушай! – прошептала фигура.
Ваня приподнялся на локте и огляделся, наконец вспоминая, где находится. Штор в палате не было, поэтому через голое окно ярко светила луна. Почему-то сразу возникла ассоциация с булгаковскими Иваном Бездомным и Мастером. А что? На поэта он вполне потянет. «Я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам…» А, нет, это не оттуда. Фигурой в балахоне оказался его сосед Слава, закутавшийся в тонкое одеяло.
– Что случилось? – шепотом спросил Ваня.
– Тихо! – велел Слава. – Слушай. Слышишь?
Ваня напряг слух, но сначала ничего не услышал. Наверное, была уже глубокая ночь, в отделении все мирно спали. Даже дежуривший медперсонал, скорее всего, дремал где-то в ординаторской. Никто не ходил по коридорам, ни единого звука не раздавалось и на улице. Окна их палаты выходили в просторный сад, который только-только начал покрываться весенней листвой. Птицы – и те предпочитали в это время суток дремать на ветках, или где там они ночуют.
Постепенно чуткий слух начал улавливать какое-то мерное жужжание, которое, скорее всего, было обыкновенной лампочкой в коридоре, доживающей свои последние дни, а затем к этому жужжанию примешалось еще кое-что: не то чей-то шепот, не то шорох.
Ваня медленно сел, давая понять беспокойному Славе, что не издаст лишнего звука. Он никак не мог понять, откуда именно доносится шепот. Не от окна точно. И вроде как не от двери. Но откуда еще? Разобрать отдельные слова не получалось, шепот звучал монотонно и сливался в вязкую тягучую массу.
Скинув одеяло, Ваня медленно, на цыпочках, встал и прошелся по палате, внимательно прислушиваясь и приглядываясь. Двор казался пустым, палата находилась на втором этаже, а потому едва ли кто-то шептался под окнами. Ваня тихонько подкрался к двери и приложил к ней ухо. Жужжание лампы доносилось оттуда. Дернул за ручку, но дверь предсказуемо оказалась заперта.
– У меня есть ключ, – прошептал рядом Слава. Похоже, он умел двигаться еще бесшумнее.
– Откуда? – удивился Ваня.
– Нашел как-то в коридоре.
Если здесь запросто можно найти ключ в коридоре, то неудивительно, что Вареников смог и скальпель спереть, и дверь подпереть так, что медперсонал полчаса ее ломал. Похоже, порядки в этой больнице те еще. Надо сваливать отсюда, пока самого не прирезали.
Ваня аккуратно отпер дверь, поморщившись от слишком громкого щелчка, и вышел в погруженный в полумрак коридор. Из всего освещения горели только три лампочки: две по краям коридора и одна в центре. Центральная как раз мигала, издавая то самое жужжание. Лампы не давали достаточного освещения, но коридор был прямым, как кишка, а потому хорошо просматривался. Единственное, чего не было видно с порога палаты, – это закутка, где стояли два дивана и телевизор.
Все так же медленно, на цыпочках, Ваня двинулся в ту сторону. Он уже почти добрался до холла, когда внезапно распахнулась дверь сестринской, и оттуда показалась заспанная, растрепанная медсестра Сонечка.
– А ты что здесь делаешь? – удивилась она.
Ваня мысленно выругался, нацепил на лицо ту самую идиотскую улыбочку, которую репетировал все утро перед зеркалом, и повернулся к девушке.
– Телевизор хотел посмотреть, – чуть обиженным тоном ребенка-первоклассника, которому не дали конфету, ответил он.
– Какой телевизор, три часа ночи!
– Но я вечером не смотрел.
– Утром посмотришь.
Ваня не стал сопротивляться, позволив Сонечке утащить себя в палату. Главное он успел увидеть: телевизор был выключен, а холл – пуст.
– Ты как вышел вообще?
– Нажал на ручку и вышел.
– Тимка, что ли, дверь забыл запереть? – проворчала себе под нос Сонечка. – Все, ложись в постель. Видишь, как сосед твой спит? И ты спи. Утром телевизор посмотришь.
Она уложила его на подушку, накрыла одеялом, только что в лоб не поцеловала, и наконец ушла. В ночной тишине явственно клацнул замок. Только когда ее шаги стихли в коридоре, а где-то далеко хлопнула дверь, Слава перестал изображать из себя спящего, снова повернулся к Ване:
– Нашел кого-нибудь?
– Не-а, – ответил тот. – Пусто там.
– Эх, все повторяется. Опять! – трагическим шепотом воскликнул Слава. – Ты тоже принес с собой голоса!
– Да о каких голосах ты говоришь?
Слава сел на кровати, зябко кутаясь в тонкое одеяло, и посмотрел на Ваню. Тот тоже сел, но накрываться не стал, хотя по плечам пробегал неприятный сквознячок от окна. Почему-то раньше Ваня его не замечал.
