Спутник далматинцев выступил из темноты.
— Пьетро!
— Джироламо!
— Йован! Младен!
Они крепко обнялись. При этом венецианцы продолжали весело смеяться, а Младен и Йован недоумевали.
— Видите ли, дорогие друзья, — объяснил Джироламо. — Жил у нас в Венеции такой знаменитый книгопечатник, изобретатель, кстати, особого шрифта, называемого курсив, и маленьких книжек. Звали его Альд Мануций. А все его книги зовутся, словно его дочки, — альдинами. Так вот, случилось однажды, что наш Пьетро не стерпел обиды от одного приятеля и, схватив здоровенную альдину, треснул ею тому по башке. Да так неудачно, что книга — чёрт знает, что с ней было не в порядке — вся разлетелась на листочки. Книга принадлежала, разумеется, не Пьетро, а одному нашему почтенному лектору. Тот как увидел, во что превратили книгу, так и закричал: «Вы надругались над моей Альдиной!» За что Пьетро едва не загремел в тюрьму!
На этот раз всё было готово ко спасению.
Пьетро рассказал, как мессер Маркантонио, узнав, что Совет Десяти постановил избавиться от гречанки и её сына, тотчас отправил его на помощь Джироламо. Перед отплытием из Венеции падроне успел снабдить его массой полезных и нужных бумаг, разрешений и пропусков. В частности, есть бумага, что некий купец Джованни Медеот из Гориции будто бы прибыл в Спалато вместе с женой и сыном. Описание дано таким ловким образом, что под него подходил как Джироламо, так и Пьетро. Это на случай, если сбирам известна внешность Джироламо. В Спалато он находился уже два дня и успел подыскать три места на судне, отбывающем в Кандию. Йована выпустили из-под ареста, не найдя против него никаких улик. Единственное, что оставалось сделать, это немедленно покинуть мрачное подземелье. Однако делать это надо было чрезвычайно осторожно. Повсюду по-прежнему выслеживали и вынюхивали сбиры, стояли дозоры.
Первой вывели Елену. Держа крепко за руку, Джироламо провёл её по тёмному проходу к лазу, который через склеп выходил прямо в бывший храм Юпитера. Они почти подружились за эти дни, вместе скрываясь, голодая и страдая от холода в подвале. Но перед выходом недоверие и страх снова охватили её.
— Поймите, мадонна, в склад возвращаться нельзя. Выйти втроём мы никак не сможем. Тем более вы с ребёнком. Сбиры именно так и настроены — ловить женщину с мальчиком. Нам надо выходить поодиночке, чтобы не привлечь их внимания.
— Но я... не могу оставить Илью! — в голосе женщины послышались жалобные нотки.
— Я выйду вместе с ним! Но сначала вы! Идите через церковь. У алтаря вас ожидают мои друзья! Смелее, мадонна! Помните, вы — пугливая служанка! И больше ничего.
Женщина, беспрестанно оглядываясь, словно боясь потерять Джироламо из виду, двинулась к лазу. Наконец исчезла в нём. Пьетро поджидал её у алтаря.
Некоторое время спустя Джироламо вывел Илью. Но совсем в другом месте, там, где подвал переходил в длинный продолговатый склад. В конце него находилась дверь. Она была раскрыта, завалена мусором и отбросами. В сгущающихся сумерках в проёме маячила фигура человека, который, возможно, стоял тут не случайно. Он стоял лицом к подвалу, вглядываясь в темноту, ничего, однако, не видя.
— Не бойся! — шепнул Джироламо, наклонившись к мальчику. Вдруг он резко схватил его за ворот куртки и, с силой пригибая к земле, поволок к выходу. — Кричи! Сопротивляйся!
Илья что есть мочи завопил и, хныкая, сделал попытку вывернуться, но Джироламо, не обращая внимания на сопротивление, волочил его к двери.
Человек, продолжая вглядываться в сумрак склада, окончательно заметил их только тогда, когда они оказались, у дверного прохода.
— Эй, кто там? — взволнованно спросил он.
Звякнуло оружие, задев лезвием за камень стены. Это был сбир.
— Отпустите меня! — снова взвизгнул Илья.
— Да какой-то маленький ублюдок собрался пристроиться здесь на ночь! — сердито прорычал Джироламо, волоча мальчишку к выходу. У двери сопротивление мальчишки стало ещё ожесточённей. Он и Джироламо едва не столкнулись со сбиром, который вынужден был посторониться и отодвинулся. Джироламо вытащил мальчишку наружу. Свежий воздух пахнул на них.
— Беги, куда договорились, — успел шепнуть Джироламо и с силой толкнул Илью на дорогу. Тот, перекувырнувшись несколько раз, резво вскочил на ноги и бросился наутёк. Джироламо остался стоять у двери, приходя в себя после схватки и пытаясь отдышаться, а на самом деле наблюдая, как мальчик скроется с глаз. Сбир подошёл к нему.
— Эй, постой! А ты кто такой? А ну, повернись! — приказал он грубо, протягивая большую руку к молодому человеку.
Джироламо сделал резкий шаг назад, так что сбир оступился и едва не повалился, теряя равновесие, на него, и вынужден был выпустить оружие. Джироламо резко схватил его за ворот куртки, с силой потянул на себя и развернул свой корпус влево, массивное тело сбира также развернулось и ударилось о косяк двери.
— Ты что?! — взвыл сбир и тут же захрипел, так как на его горле сомкнулись, словно стальные клещи, пальцы Джироламо.
Схватка закончилась быстро и бесшумно. Джироламо втолкнул сбира внутрь, в темноту, и там несколькими ударами кулака, как кувалдой, оглушил его, столкнув в тюки с соломой.
Все вместе: Пьетро, Елена, Илья и Джироламо — собрались уже на корабле, покидавшем Спалато.
Глава 38
Эгейское море. Остров Кандия. Июнь 1596 года
Над морем начала сгущаться тьма, когда они спустились к основанию форта и, наклонившись под узкой низкой аркой ворот, вышли на внешнюю площадку стены. Форт — мощная, казалось, циклопической кладки крепость с почти отвесными стенами высотой более десяти метров, неприступная и занимающая всю площадь скалистого островка, перекрывала вход в гавань неприятельским кораблям.
Джироламо шёл впереди с качавшимся в руке фонарём. Поднимался ветер, и море было неспокойным. Следом шла Елена, ведя за руку Илью, но тот двигался по узкой каменной полоске гораздо уверенней, чем мать. На углу под башней они остановились в ожидании.
Елена, наклонившись, что-то говорила сыну. Её душили слёзы, и она ничего не могла поделать с ними. Она уже смирилась с тем, что не может остаться с Ильёй, потому что вдвоём они останутся приманкой и для ускоков, и для восстающих против османов славян, и для турок, и для венецианцев — для всех, кто захочет ими воспользоваться. Значит, разлука. Только надёжно спрятав сына в каком-нибудь монастыре и под новым именем, она сможет сохранить и его, и себя. Но надолго ли? Ей казалось, что она и Илья обречены теперь на вечные скитания.
Джироламо обернулся.
— Итак, как тебя теперь зовут? — уточнил он в очередной раз, положив мальчику руку на плечо.
— Василий, — угрюмо отозвался тот, потом поднял голову и с вызовом посмотрел на венецианца.
— Хорошо, — сказал Джироламо. — Однако помни, что Василий — это всего лишь имя. О своём происхождении и о матери — ни слова. Как только всё успокоится, она вернётся за тобой...
