Голос Чигалы поднялся почти до визга. Но хотя слова адмирала содержали прямое оскорбление и угрозу, байло почувствовал, что в них не было искренней ярости.
Однако это не была и пустая угроза. Османы, не стесняясь, бросали в тюрьмы и даже казнили послов и иностранных драгоманов — только несколько месяцев назад в тюрьме побывал драгоман венецианского посольства, работавший с предшественником Веньера сером Маттео Зане. Последней жертвой среди послов стал посол Габсбургов барон Фридрих фон Креквитц, которого после объявления войны германскому кайзеру Синан приказал арестовать и в качестве пленника и заложника забрал с собой к турецким войскам на Балканы, где, говорят, в Белграде, Креквитц от унижений и плохого обращения умер.
После продолжительного молчания Веньер, медленно и тщательно подбирая слова, произнёс:
— Злодеяние над паломниками, о которых мы очень скорбим, было совершено не венецианцами.
— Не венецианцами? — Синан и Читала одновременно и зловеще рассмеялись. — А кем же, если все факты говорят, что это венецианцы?
— Не венецианцы. У меня есть доказательства.
— Какие же?
— Хотя бы простая логика. Эта резня принесла и может принести венецианцам только вред.
— И это ваши доказательства! — воскликнул издевательски Чигала. — Да мало ли венецианцы натворили бед, принёсших им вред? И разве не было подобных случаев раньше? Вы, видно, забыли историю с вашим адмиралом Эммо?
Эту историю, случившуюся десять лет назад, знал каждый венецианец. В 1584 году вдова триполитанского паши Рамадана возвращалась в Константинополь на галерах с 800 тысячами золотых дукатов, 400 христианскими рабами и 40 девушками. В Ионическом море они были захвачены венецианской эскадрой адмирала Габриэля Эммо. Всех мусульман перерезали. Бедных женщин и девушек после насилия над ними и надругательств — солдаты отрезали им груди — выбросили умирающими в море. Чудовищное нападение и необъяснимая жестокость! Возник грандиозный скандал, вмешалась султанша-мать, заставившая султана лично потребовать объяснений от венецианского дожа. Конфликт удалось урегулировать с большим трудом: Эммо был арестован венецианскими сбирами, отправлен в Венецию, осуждён и обезглавлен. Добычу, захваченную адмиралом, туркам вернули, ущерб многократно компенсировали.
— Вы, верно, не обратили внимания на одно обстоятельство, — байло старался оставаться невозмутимым. — При нападении на паломников нападавшие не только не взяли никаких вещей, среди которых могли находиться и ценности. Они также не позаботились освободить христианских пленников, сидевших на вёслах. Вообще их забыли и бросили.
— Ха! Так вы неплохо осведомлены о подробностях этой истории!
— Не буду скрывать, конечно, я осведомлён. Потому что весь Константинополь только и говорит об этом. И не только Константинополь. Я думаю, весь мусульманский и христианский мир. Я считаю подобные злодеяния недопустимыми. Я думаю сейчас не только о тех несчастных, которых вырезали неизвестные убийцы на галерах, но и о тысячах христианских паломников, которые благодаря великодушию и милосердию Великого господина султана посещают Святую землю в Палестине. Венеция скорбит вместе с вами...
— О Аллах, дай нам терпение! — грубо перебил Чигала. — Это все слова. Все свидетели говорят, что это венецианцы, а вы смеете утверждать, вы имеете наглость заявлять, что это не венецианцы! Вы — лжёте! Вы издеваетесь над нами!
У байло на миг перехватило дыхание. Он собрал все силы, чтобы не вспылить. Закон любого посла в Порте — всячески избегать ситуаций, которые затрагивают твою честь или когда могут проявить неуважение к твоей персоне. Если же это случится и ты поддашься на провокацию — тебя будут презирать, ты станешь последним человеком. Вспылить — значит дуть на огонь, разжигая его. Повести себя робко — всё равно, что подбросить дрова в костёр.
На лице Веньера не дрогнул ни один мускул. Даже краска гнева не появилась на его щеках. Он повторил тихо и твёрдо:
— Я снова обращаю внимание на необычное поведение нападавших. Они никого не освободили и никого не ограбили. Очень странное нападение!
— Ну и что! — мрачно заметил Синан. — Многое говорит только о том, что это не были обычные корсары.
— Именно! Необычные корсары! А скорее всего наёмники, выполняющие чьё-то задание!
— Интересно, кто же их нанял? — спросил Чигала. — Они появились недалеко от Кандии, ушли в сторону Кандии, а вы говорите, что они — не венецианцы. А форма, а флаг?
— На многих, как я знаю, была турецкая форма. И флаг у них был с собой не только венецианский, но и турецкий! И, наконец, там поблизости не только Кандия, но и турецкие базы — Кипр, Родос, множество островов.
— Вы что, намекаете, что это были турки? — Чигала в ярости вскочил с софы. Рука его потянулась к поясу, из-за которого торчала рукоятка ятагана. — Что правоверные вырезали правоверных?
Избегая глядеть в глаза послу, капудан-паша бросился мерить шагами залу.
— Но вы же утверждаете, что венецианцы натворили дел вопреки тому, что это им прямой вред! — продолжал байло. — Почему кто-то другой не мог совершить это злодеяние, преследуя свои цели? И потом. Вы говорите, Кандия. Наши суда не отвечают за этот участок моря. Вы сами хорошо знаете, что именно турецкий флот полностью контролирует ту часть Средиземного моря, где произошло нападение!
Капудан, тяжело дыша, остановился у посла за спиной, по-прежнему сжимая рукоятку кинжала. Но байло не повернулся, хотя и был готов ко всему, и продолжал, обращаясь к Синану:
— Мне кажется, что столкнулись здесь либо с актом мести османам за что-то, либо с намеренно спланированной жестокой акцией. Разрешите мне переговорить с пленными гребцами, чтобы лично услышать у них подробности.
Синан посмотрел на него с сомнением.
— Не знаю, зачем? Мы записали все их показания. Всё, что можно было узнать, мы узнали.
— Мне кажется, чтобы выяснить, что же здесь произошло, надо провести совместное расследование. Мы готовы к этому. Давайте вместе опросим свидетелей, проведём поиск кораблей — ведь где-то они должны быть.
Синан вздохнул. Казалось, он устал от этого разговора.
— Мы подумаем, — неожиданно примирительно сказал он. — Хотя это не изменит нашего убеждения! — вдруг продолжал он с прежней злобой. — Весь Венецианский залив изобилует многочисленными нападениями на турецкие корабли. Грабежи! Убийства! Всё это делается хорватскими ускоками, которые просто уже как бревно в глазу. И вы ничего не делаете, хотя по договору, по этому проклятому договору двадцатилетней давности, вы, венецианцы, обязались защищать наших подданных в Венецианском заливе!
— От ускоков страдаете не только вы, но и мы! Они также грабят и венецианские суда. Да все суда они грабят! И вы знаете, что целая эскадра борется с ними.
— Эта маленькая эскадра из двух галер и трёх фуст? — насмешливо проговорил Чигала, возвращаясь на место. — Не слишком ли мало?
