Всё, что он прочитал, было слишком невероятным, чтобы принимать его на веру, и чудовищным, чтобы от него отмахнуться. Мысль о смертельном гневе, который может вызвать у султана доклад, приводила Ибрагима в ужас. Последствия такого гнева непредсказуемы. Особенно если учесть, что Ибрагим имел основание подозревать в причастности к исчезновению султанской жены некоторых людей, которым он был обязан своим возвышением. Ни для кого не секрет, Дадад Ибрагим-паша — ставленник матери султана Сафие, привыкший выполнять её требования и подчиняться ей. Теперь в покоях валиде за запертыми дверями обсуждались все дела империи. Назначались нужные люди и снимались с должности утратившие расположение и доверие Сафие.
Не сообщить? Но султан об этом может узнать из других источников, и визирь навлечёт этим ещё больший гнев. Если бы речь шла лишь о какой-то наложнице! А как умолчать о плане войны, который вынашивала и уже реализует коварная Венецианская Республика, лживо заверяющая о своём нейтралитете? Как скрыть, что на западе фактически уже возник новый союз извечных врагов Турции, которые могут ударить с Южных Балкан — прямо во фланг сражающимся в Венгрии и Австрии турецким войскам? Или запамятовать, что при этом венецианцы преследовали и убили курьера-разведчика, привёзшего этот план из Венеции?
С принятием правильного решения надо было торопиться, и Ибрагим захотел сначала уточнить некоторые сведения. У него имелись свои люди в гареме среди белых евнухов. Он вызвал одного и просил его навести кое-какие справки. К ужасу визиря, информация об исчезновении султанши частично подтвердились: жена по имени Эрдемли у султана Мехмеда была, но пропала больше двух месяцев назад. Правда, никто не утверждал, что она сбежала. Слухи ходили разные. Вроде бы заболела и умерла в гаремном лазарете. Её тихо похоронили, чтобы не создавать панику. Будто бы исчезновение Эрдемли по времени совпало с угрозой эпидемии, когда лекари спешно осматривали всех жён и наложниц, а также детей и служанок. Другие слухи утверждали, что Эрдемли тронулась умом после смерти сына и то ли повесилась, то ли её удушили, освободив несчастную женщину от душевных страданий, а обитательниц гарема от тягот общения с ней.
Словом, противоречивые слухи никак не проясняли ситуацию, а ещё более запутывали её. Рано утром Ибрагим без предупреждения явился в сераль и срочно потребовал аудиенции у валиде-султан. Евнух-управитель побежал к Сафие доложить о неожиданном визите великого визиря. Ждать пришлось долго. И он с бьющимся сердцем маялся в приёмной зале. В роскошном парчовом халате с золотым ремешком, переминаясь с ноги на ногу в своих бархатных туфлях со вшитыми жемчужинами, пытался успокоить себя, разглядывая повторяющиеся витиеватые узоры на покрытых голубым изразцом стенах.
Наконец Сафие вышла в халате и лёгком тюрбане, пышная и красивая в своей зрелой красоте. Но лицо её было отмечено лёгкими помятостями, с небольшими мешками под глазами и морщинками у глаз. Бледна, удивлена, раздражена. Появление визиря застало её за утренним туалетом, когда Сафие, после лёгких упражнений и массажа, которому её подвергали каждое утро, самым тщательным образом занималась своим лицом. Ибо это был ранний час, а не час для аудиенций. И это Ибрагим знал. Значит, случилось что-то серьёзное. Опять, наверное, интригует та часть придворных, которые сгруппировались вокруг несгибаемого старика муфтия! Они все недовольны влиянием валиде на молодого Мехмеда. Назначение Ибрагима великим визирем они встретили с возмущением и ропотом и не скрывают своего желания разделаться с ним.
Сафие встала у дверей, бросив на Ибрагима высокомерно-недовольный взгляд, дожидаясь его объяснений. Ибрагим красноречиво показал, что желает, чтобы разговор проходил наедине. Брови валиде поползли вверх. Она сделала лёгкий жест рукой — и свита поспешила выйти. Ибрагим почтительно склонился перед матерью-султаншей, демонстрируя своё смирение, а в глубине души ликуя, что султанша будет ему обязана.
— Говори, — коротко приказала она.
Ибрагим поднялся.
— Высокочтимая валиде, — произнёс он, глядя ей в глаза. — В гареме была некая Эрдемли, жена султана. Несколько месяцев назад она каким-то образом исчезла из сераля... — он сделал паузу, следя за выражением лица Сафие, но оно стало ещё высокомерней. Валиде подняла голову, она была готова к этому: наверное, они обнаружили тело женщины, коляску или что-то ещё.
— Её... убили? — спросила она тихо, тем самым невольно подтверждая, что Эрдемли всё же покинула дворец.
Значит, его догадка о бегстве невольницы и причастности к этому матери-султанши — правда!
— Нет, госпожа. Она жива и в данный момент находится в венецианских владениях, в городке Спалато на побережье Далмации.
Валиде ничем не выдала, как её оглушила эта новость. Однако она заговорила не сразу.
— В Спалато! Но это же так далеко! — вырвалось у женщины. — Как она там очутилась?
— Пока неизвестно. Но будет установлено. Вместе с невольницей султана находится её сын — шехзаде Осман!
На этот раз почтенная Сафие не выдержала удара. Она отпрянула, глаза её широко распахнулись.
— Сын? — вскрикнула она. — Сын Эрдемли? Но это невозможно! Ведь он умер!
Ибрагим молча ещё раз склонился перед султаншей, не считая нужным приступать к объяснениям без её просьбы.
— Откуда это известно, Ибрагим? — спросила женщина, и визирь с удовлетворением отметил, что обычное высокомерие исчезло из её голоса.
— Получено секретное донесение из Венеции. Речь идёт о войне и мире и самых важных государственных делах, а также об Эрдемли и её сыне. Бегство из сераля — преступление вопиющее само по себе. Сама она, без чьей-то помощи, не могла бы его организовать. Но из полученного мною документа явствует, что враги нашего великого господина и нашей веры хотят воспользоваться ситуацией, чтобы нанести нам ущерб. Если сами не подстроили этого заранее... Столь важные сведения я должен срочно сообщить нашему господину. Хотя и страшусь его гнева. Ханум
[103], я должен буду испросить позволения провести расследование. Если оно подтвердит основные сведения, то можно с уверенностью говорить о заговоре против нашего господина.
Валиде быстро взяла себя в руки. Ситуация была совершенно ясна — она и Эсперанца находились в смертельной опасности! Ярость Мехмеда, который подвержен внезапным вспышкам, может оказаться испепеляющей.
— Когда, Ибрагим, ты испрашиваешь аудиенции у Повелителя?
— К счастью, — сказал он, — сегодня не день заседаний Государственного совета, в противном случае аудиенция состоялась бы сегодня утром. Значит, завтра утром. Однако, — он пристально глядел на Сафие, — учитывая особую важность сведений, которые необходимо донести до султана как можно быстрее (этим визирь намекал, что в случае, если кто-нибудь опередит его, он подвергается великой опасности быть обвинённым в утаивании важных сведений), я вынужден просить назначить аудиенцию сегодня вечером, если, разумеется, Его Величество соизволит принять меня.
