— Комедия для османов? — подумал вслух Джироламо. — Допустим, это так, но кто же убивает всех, кто связан с переговорами и документом? Заговорщики? То есть они устранили Феро и Филиппо, когда те выполнили их задание. В чём же тогда цель заговора?
— Провокация! Военную операцию на Балканах заговорщики организовать не могут, но провокация им вполне по силам. Ею они всё равно втянут Венецию в войну.
— Но тогда у убийц должен быть могущественный сообщник во Дворце дожей. Кто?
Джироламо уставился на Реформатора, потом лица обоих вытянулись от ужаса, и Джироламо, запинаясь, произнёс страшную догадку:
— Великий Канцлер Республики Агостино Оттовион?!..
В глазах Реформатора мелькнула растерянность, глаза сделались грустными, взгляд потух. Он тяжело вздохнул. Когда он заговорил снова, голос его стал неуверенным.
— Я боюсь предположить. Даже боялся это высказывать вслух, — проговорил он. — Но Канцлер как будто заранее знал, куда нас надо отправить.
Джироламо помрачнел, вспомнив о засаде в забытой Богом гостиничке. Кто мог знать, что они бросятся за Филиппо в погоню? Он вспомнил о Витторио, который снабжал его сведениями всё это время и с которым отношения становились всё более доверительными. Если Оттовион — враг, а Витторио служит у него... Неужели он ловко притворялся и лгал, сознательно пичкал Джироламо лживыми сведениями, подталкивал, использовал в вероломной игре своего начальника? Неужели он способен предать воспоминания об их университетской дружбе?
— Но зачем? Зачем Канцлеру это нужно? — задал себе вопрос Лунардо, и Джироламо вздрогнул, так как в голосе падроне ему почудилась искренняя боль. — Великий Канцлер! Неужели он и есть заговорщик?
Джироламо пожал плечами. На его скулах играли желваки.
— Падроне, что нам теперь делать?
— Сорвать заговор! Сорвать провокацию!
Реформатор и его помощник погрузились в молчание и долго наблюдали за потухающим в камине пламенем.
— Во-первых, надо проверить, правильна ли моя догадка насчёт операции «Красное яблоко», — наконец задумчиво произнёс Реформатор, не отрывая взора от камина. — Я вижу два опасных события, которые могут убедить турок в наших враждебных намерениях и таким образом подтолкнуть их к войне с нами. Первое — захват венецианцами турецкой крепости Клисса, второе — интриги с султанской женой и её сыном. Если предусмотренные планом события — правда, значит, сорвать заговор можно только единственным образом: помешать этим событиям произойти! Но прежде необходимо убедиться, найти доказательства того, что планируемые действия — не иллюзия! У нас пока нет таких доказательств. Что касается крепости Клисса... Можно устроить шумиху в Сенате, напугать заговорщиков. Сорвать, таким образом, операцию. Одновременно попытаемся быстро получить информацию о принце через фра Паоло и его друга православного епископа. Есть у меня, кому написать и в Стамбул. Если из дворца сбежала султанская жена, такое событие должно быть известно среди дипломатов.
— А Канцлер? Что делать с Канцлером?
— Хм... — Лунардо задумался, потом продолжал. — Подозрения насчёт него мы тоже обязаны проверить. Никто не знает, я надеюсь, что у нас есть текст плана, включая Канцлера. Но если он заговорщик — то ему известно его содержание и он более других заинтересован, чтобы о готовящемся нападении на крепость Клисса никто не узнал. Он должен пытаться скрыть эти сведения любой ценой, не гнушаясь и убийств!
Джироламо ещё не успел покинуть гостеприимный дом Реформатора — он как раз забежал на кухню подкрепиться, — когда мессер Маркантонио снова пригласил его в свой кабинет. Поднявшись, он удивился, увидев падроне нервно расхаживающим по комнате, и незнакомого слугу в почтительной позе застывшего подле двери. При виде Джироламо Лунардо бросил на него многозначительный взгляд и проговорил дрогнувшим голосом:
— Это... срочный курьер от его превосходительства Агостина Оттовиона! — Он повернулся к слуге. — Будь любезен, милейший, повтори моему помощнику то, что ты прибыл сказать!
Слуга медленно и почтительно проговорил:
— Мой господин, его превосходительство великий Канцлер Республики просит вас незамедлительно, как только возможно, и тайно прибыть в его загородный дом на реке Брента. Он будет ожидать вас там с рассвета. Также он просил взять с собой наиболее уважаемого священника из Падуи.
— А причину такой неотложной встречи его превосходительство не указал?
— Я передал всё, что приказал его превосходительство. — Слуга согнулся в поклоне.
Джироламо и Лунардо переглянулись. В глазах падроне читалась нескрываемая тревога. Однако когда Лунардо заговорил, голос его был, как обычно, спокойный и любезный:
— Джироламо, прошу тебя, проводи курьера на кухню и распорядись накормить его сытным ужином, а потом поднимись ко мне.
Выполнив поручение, Джироламо бегом вернулся к Лунардо и нашёл его в гардеробе облачённым в дорожный костюм и выбирающим потеплее и подлиннее плащ.
— Это не западня, падроне?
— Не знаю. Собирайся, — сказал Лунардо. — Отправь записку к фра Паоло, собери своих ребят — Пьетро, обоих Джанбаттист. Вооружение — полное, проверьте пистолеты. Сбор на пристани.
Той же ночью мессер Маркантонио Лунардо, фра Паоло и Джироламо с командой покинули Падую. Поздно ночью при свете факелов, под охраной слуг Реформатор прибыл на пристань Бренты и погрузился в небольшой барк. На следующее утро в университете будет объявлено, что мессер Лунардо берёт краткий отпуск по состоянию здоровья и отправляется на свою виллу на севере. Действительно, его паланкин выехал из города через северные ворота и взял направление к подножию Альп.
Глава 24
Венецианская терра ферма. Несколько часов спустя
Закутавшись в большой плащ из толстой ткани, сер Маркантонио мучился на узкой жёсткой лавке в каюте. Он лежал на спине, прислушивался к мерному поскрипыванию судна, несущего их по реке в сторону Венеции, и беспокойно размышлял.
Великий Канцлер — это особый человек в Республике. Он пожизненно занимает самый высокий для непатриция пост в государстве.
Более того, этот человек пожизненно работает в канцелярии. А поскольку всё должности, занимаемые патрициями, это должности на 1—2—3 года, а колесо государственного механизма должно вертеться безостановочно, то кто-то должен быть в курсе всего происходящего и беспрестанно смазывать колесо. Это делают секретари под бдительным оком великого Канцлера. Поэтому он все знает и все понимает.
Но, как все секретари, он принадлежит к сословию читтадини — граждан или горожан. И не они, а благородные патриции, которых набирается всего две-три тысячи на всю Венецию — истинные господа Республики.
Если патриций из знатного клана совершит антигосударственное преступление, то законы и традиции Республики не позволят, чтобы этот подлый проступок долго марал честь всего клана. Республика знавала случаи, когда даже дож был вынужден смириться с казнью сына-преступника и своей бескомпромиссностью ещё более укрепил к себе уважение. Всякое случалось в долгой истории Венеции.
