— Значит, ты предполагаешь забрать его из монастыря?
— Да. Если увижу, что там ему небезопасно.
Йован помолчал.
— Ты знаешь, что наша община в Сибенико тоже взяла этого мальчика под свою опеку. Останется ли он теперь под её защитой?
— Возможно, — отвечал Джироламо. — По крайней мере до тех пор, пока он будет находиться в Далмации.
На рассвете они сели в барк и, выйдя в море, отправились на юг, где в архипелаге островов находился остров Хвар. На острове размещалась база морского флота венецианцев. Среди моряков было много далматинцев, католиков и православных. Поэтому и появилась там давно православная церковь Святой Параскевы. А потом основали и монастырь.
Маленький отряд Джироламо состоял из четырёх человек. Кроме Джироламо в него входили ещё Йован с двумя слугами.
Он радовался, что в качестве сопровождающего проводника и товарища к нему приставили Йована. Это был сдержанный человек с чувством большого достоинства. Некоторая холодность в обращении, которая присутствовала поначалу, так как он не совсем понимал суть своего задания и вообще недоверчиво относился к венецианцам, вскоре прошла, когда они сумели сблизиться. Джироламо понял, что православные не жили замкнутой общиной, но держали себя настороженно, готовые к подвохам и нападениям на религиозной почве. Поэтому он всячески выказывал, как советовал ему фра Паоло, своё крайнее уважение к ортодоксам, а также подчёркивал полное равенство между собой и Йованом, как подданными Венеции.
Йован, выполнявший поручение отца Рафаила — оказывать всяческое содействие молодому немногословному млетаку с благородной осанкой, — со своей стороны всё больше проникался к нему симпатией и интересом, особенно когда Джироламо высоко отозвался о епископе Гаврииле. Он сообщил, что Гавриил очень ценится в Венеции, в том числе и среди самых авторитетных венецианских католиков, а его ум, знания, мудрость не только в вопросах веры, но и в вопросах жизни и политики снискали ему восхищение всех венецианцев. Йован растаял.
Дородный рослый настоятель монастыря Святой Параскевы вышел к ним навстречу. Лицо его озарилось радостью при виде Йована. Далматинец, преклонив колени, поцеловал монаху руку, затем встал, и они дружески обнялись. Бросив изучающий взгляд на Джироламо, монах степенным поклоном ответил на его приветствие. Извинившись, Йован отвёл настоятеля в сторону. Он что-то принялся горячо говорить на своём звонком славянском наречии, напоминающем звон оружия. Из непонятного разговора Джироламо сумел уловить лишь немногие знакомые слова, несколько раз повторявшиеся — млетак и млецин, венецианец и Венеция. Наконец оба повернулись к Джироламо. Настоятель, внимательно и в высшей степени подозрительно всматриваясь в венецианца, заговорил по-итальянски.
— Я знаю, вы пришли за мальчиком.
— Да.
Настоятель помолчал выжидательно. Джироламо не мог понять, какие чувства боролись в монахе. Что-то тревожило и беспокоило его. Он вынул из дорожной сумки небольшой свиток с письмом и протянул его монаху. Калуджер развернул его и внимательно несколько раз прочёл. Это было рекомендательное письмо епископа Гавриила к иеромонаху монастыря Святой Параскевы Евстафию. Читая, монах несколько раз, словно соглашаясь, кивал головой. Потом поднял свои умные глаза на Джироламо, сверкая ими из-под кустистых бровей.
— Конечно, конечно, — пробормотал он растерянно. — Это очень толковый мальчик. Вы знакомы с содержанием письма?
Джироламо кивнул.
— Замысел отправить мальчика в школу для детей православных венецианцев хорош. Мы слышали об этой школе, как и о многом другом, что делает наш духовный отец в Венеции. Да... — на лице калуджера появилась ещё большая растерянность. — Но... — проговорил он и остановился.
Джироламо вскинул брови.
— Я не знаю, откуда и что вы знаете о мальчике. Но знаете ли вы, что наш монастырь, принимая мальчика, получил серьёзное денежное вспомоществование от одного купца и фактически взял его под свою опеку? — Джироламо кивнул. Калуджер продолжал: — Но дело не только в этом! Знаете ли вы, что мать мальчика хочет забрать его отсюда?
— Мать? Мать мальчика?! — воскликнули Джироламо и Йован одновременно. На этот раз настала их очередь растеряться.
— Да. — Настоятель пронзительно посмотрел на них. — Его мать! Она приезжала сюда некоторое время назад. За сыном. И хотела его забрать...
Однако Джироламо нетерпеливо перебил монаха. Было видно, что последняя новость взволновала его.
— Но откуда известно, что это мать? Она предъявила какие-то доказательства, какие-то документы...
— И самые веские, — сказал монах. — Мальчик её узнал!
— То есть вы хотите сказать, что она... эта женщина виделась с мальчиком?
— Именно. Она умоляла о встрече, клялась, что она его мать, но при этом ничем не могла или не хотела доказать это... Тогда я решил показать её мальчику. И он узнал её!
— И куда она уехала после этого? Почему она не забрала с собой сына?
— Это я не отдал его. Поймите, я был растерян. Я побоялся отдать им мальчика. Ведь я ничего не знаю о его матери. У неё не было ничего, никаких рекомендательных писем, ни от отца Рафаила, ни от господина Йована, ни от купца Мендереса, который оказал нам большую помощь...
Джироламо задумался.
— Вы сказали «им». Значит, женщина была не одна?
— С ней был какой-то венецианец, — настоятель поморщился.
— Венецианец?
— Так он представился, не уточняя.
— И его зовут...
— Я не помню, но он не был похож ни на патриция, ни на купца... Я бы сказал, что он более напоминал воина... я бы сказал, капитана военного корабля... Наёмника. Он очень горячился и торопился забрать мальчика.
— А что он делал подле этой женщины? Как вам показалось?
Настоятель принялся вспоминать.
— Не думаю, что они родственники или друзья. Не походил он и на слугу или помощника.
— Телохранитель?
— Возможно.
— Хм. И что же, почему они уехали без мальчика? Не объясняя причин?
Монах покачал головой.
— Мать Ильи ссылалась на купца Мендереса. И я попросил привезти либо рекомендательные письма от него, либо вернуться с ним и урегулировать все дела.
— И давно это было?
— Полтора месяца назад. Перед самым военным положением и захватом крепости.
— И как выглядела эта женщина?
Настоятель потупился, причмокнул языком и стал говорить нараспев, смотря в стену перед собой:
— Статная. У неё чёрные, очень чёрные волосы. Но она не смуглая, у неё белая кожа, и она кажется очень бледной. У неё большие, очень чёрные глаза. И в них можно все читать. Все чувства. Сначала они казались очень встревоженными, но когда она увидела сына, они засияли... от счастья. Это сияние было видно... — Монах потупился. Джироламо силился понять, что он не договаривает. Монах закончил, смутившись: — Она, эта женщина, красива... очень... земной красотой.
