В этом я весьма сомневался, ибо уже знал причину, по которой Гай де Шампер впал в немилость. Поистине этот человек был рождён, чтобы притягивать к себе неприятности. Раз восстановив своё положение, он снова угодил в немилость, став любовником императрицы и врагом короля. Поэтому особой надежды на то, что сэр Гай предъявит права на родовые маноры, не было.
Риган просила совета, как ей поступить, но я находился в затруднении. Здесь нужно было отыскать лазейку, позволяющую обойти закон. Я невольно вспомнил о Бэртраде, которая отменно разбиралась во всех этих тонкостях и могла предложить что-нибудь дельное.
Думая о супруге, я чувствовал только холодную тяжесть в душе. Однако вскрыл её послание и пробежал глазами написанное рукой Бэртрады. Это оказалось приветливое и сердечное письмо любящей супруги, словно нас и не разделяло случившееся полгода назад. Не испытай я в ту пору такое разочарование и боль, кто знает — может, в моём сердце и воскресла бы надежда. Но теперь я остался равнодушен к её словам и не обратил внимания на вопрос о том, куда я велю ей прибыть для встречи. У меня не было ни малейшего желания видеть Бэртраду, поэтому я и оставил её послание без ответа.
На следующий день я направился в Гронвуд.
Как славно было скакать в окружении свиты, видеть по пути знакомые лица, слышать радостные приветствия! Стоял июль, и природа благоденствовала. Дневная жара сменялась ночными дождями, хлеба стояли по грудь, луга пестрели цветами, а над ними в лучах жаркого солнца дрожало лёгкое марево. Вдоль дороги то и дело попадались добротные усадьбы, высились частоколы бургов, в селениях и на хуторах йоменов зеленели высокие кровли, крытые свежим тростником.
Свои земли я узнал ещё издали, заметив медлительно вращающиеся крылья ветряных мельниц. Во всём графстве у меня одного, вопреки обычаю, мололи ветром, и надобно сказать, что это нововведение сразу же начало приносить неплохой доход. Помол обходился дешевле, а многие крестьяне съезжались только ради того, чтобы поглядеть на диковину с крыльями, и отчего ж было не прихватить с собой мешок-другой ячменя?
Потолковав с мельниками, я снова пришпоривал коня. К дороге с пастбищ сбредались овцы — с длинной волнистой шерстью и настолько разжиревшие и обленившиеся при таком обилии кормов, что едва давали проехать всадникам. Мы миновали лес, и наконец-то перед нами открылся Гронвуд — моё творение, моя крепость, моя гордость. В лучах солнца светлые башни казались золотистыми, они величаво реяли над округой, отражаясь в зеленоватой глади реки Уисси.
Я был дома и чувствовал себя почти счастливым.
В замке меня встретили с шумным восторгом. Пенда вышел мне навстречу, и мы обнялись — не как господин и слуга, а как близкие люди. Я невольно обратил внимание на то, как он изменился. Это был уже не прежний лохматый воин-сакс — теперь Пенда выглядел солидно. Его космы были аккуратно подстрижены и даже подвиты; одежда, хоть и непритязательного покроя, сшита из дорогой материи и превосходно подогнана.
— Ну как там дела у нас, в Святой земле? — улыбаясь из-под кустистых бровей, спросил мой бывший раб, а ныне сенешаль
[8] Гронвудских владений. И похоже, эти дела его не особенно интересовали, потому что он тут же перешёл к тому, что входило в его нынешние обязанности: — Поскольку миледи в замке нет, я распорядился, чтобы одна из её дам прибыла в Гронвуд, дабы всё приготовить к вашему приезду.
При этом он ухмыльнулся, а я спрятал улыбку. Можно не сомневаться — эта дама не кто иная, как Клара Данвиль.
Так оно и было — Клара собственной персоной появилась на ступенях у главного входа, чтобы по традиции поднести хозяину замка кубок вина. Она пополнела, став похожей на холёную, заласканную хозяевами кошечку. При этом женщина лукаво улыбалась; её чёрные косы были уложены на французский манер — петлями вдоль щёк.
— С возвращением, милорд, — потупилась Клара, перехватив мой изучающий взгляд. — Не желаете ли освежиться с дороги? Я велела нагреть воды в купальне.
Обычай требовал, чтобы господина, вернувшегося после долгой отлучки, мыла сама хозяйка, и Кларе предстояло исполнить и эту обязанность. И она прекрасно с этим справилась. В купальне — горнице с низким потолком и камином во всю стену — уже всё было готово. На скамье в ряд стояли кувшины с горячей водой, на ларе было сложено бельё, рядом висела чистая и выглаженная одежда. У камина виднелась огромная дубовая лохань, опоясанная обручами из начищенной меди, — над нею поднимался пар. Влажный воздух был насыщен ароматами розмарина и ромашки.
Я остался доволен и похлопал Клару по щеке:
— Толковая девочка!
Раздеваясь, я подумал о том, как вела бы себя Бэртрада, окажись она на месте Клары. Моя супруга краснела, отворачивалась и швыряла опустевшие кувшины, пока я, сжалившись, не отпускал её. А вот Гита... шаловливая и нежная маленькая послушница скоро научилась находить удовольствие в этой процедуре. Здесь, в этой купальне, мы сплетались в объятиях, а потом она забиралась ко мне в лохань, мы мыли друг друга, беседовали и ласкались... и сами не замечали, как снова начинали предаваться любовным утехам. Суровое монастырское воспитание Гиты не мешало ей быть свободной и чувственной. Она доверяла мне, и её целомудрие быстро отступало, когда мне на ум приходила та или иная любовная фантазия.
Эти воспоминания взволновали меня. Руки Клары, скользившие по моим плечам, спине, животу, оказались необыкновенно нежными. Она быстро взглянула на меня из-под ресниц — и в этом взгляде таился вызов. Я улыбнулся, Клара в ответ склонилась, и её рука скользнула по моему телу под воду. Я втянул сквозь зубы воздух, ощутив её смелое прикосновение.
Чертовка! Разумеется, в своём желании услужить Клара не бескорыстна. Леди Бэртрада без конца обижала её, и фрейлина была совсем не прочь добиться моей благосклонности, а с нею и защиты. Я видел совсем близко прилипшие к её вискам завитки влажных чёрных волос, пышную грудь и тёмные круги сосков там, где льняная ткань её лифа промокла.
Я протянул руку, положил ладонь на её затылок и привлёк к себе. Её яркие улыбающиеся губы тут же раскрылись навстречу моим.
Клара ответила мне с необычайной пылкостью. Она была опытной в искусстве соблазнения. Малышка Данвиль, о которой ходило столько слухов и которая любила этот сладкий грех. И несмотря на то, что отдавала явное предпочтение каменщику Саймону в надежде женить его на себе, продолжала кружить голову Пенде, отчего тот невыразимо страдал.
Мысль о Пенде отрезвила меня. Я отодвинулся к противоположному краю лохани, да так резко, что вода выплеснулась через край.
— Вот что, Клара... Похоже, тебе давно пора замуж.
Я произнёс это, всё ещё задыхаясь от поцелуя. Клара разочарованно сморщила носик и с вызовом фыркнула:
— Пора-то пора, да как быть, если он сам не желает?
— Наверняка потому что хотел бы видеть своей женой достойную женщину. И то, что ты оказалась здесь... Может статься, именно так он намерен проверить тебя.
