— Эдгар...
Мои мольбы прервал поцелуй, страстный, требовательный. Но я уже упёрлась в плечи Эдгара, силясь его оттолкнуть. И тут же его рука, над которой я потеряла власть, скользнула туда, куда я не желала её допустить. Я замычала, давясь поцелуем, а он всё наваливался на меня, целовал, торопливо расшнуровывал мою рубаху на груди.
Я извернулась под ним, почти вырвалась, но тут же оказалась лежащей на животе, вмятой лицом в подушку. Эдгар на миг замер, но я безмолвствовала, и он поднял мою рубашку едва не до плеч и стал целовать мою спину, поясницу, спустился к ягодицам. Было ощущение, что он желает съесть меня. Хуже того — развратить. Он хотел сделать из меня разнузданную шлюху!
— Нет!
Я не смогла сдержать крик, когда он стал коленом раздвигать мне ноги. Однажды он уже овладевал мной так. Так спариваются животные, и я не находила себе места от стыда и унижения.
Я напряглась, стараясь вырваться. Но Эдгар был сильнее, удерживал.
— Тише, милая, тише...
Он был таким сильным. Я — такой слабой в его руках... Я сама не понимала, чего хочу.
Эдгар лежал на мне и, словно забавляясь, легонько дул мне в затылок. Мне стало щекотно.
— Успокойся, Бэртрада. Доверься мне и не будь столь напряжена. Ведь в том, что происходит между нами, нет ничего предосудительного. Мы муж и жена. И апостол Павел не наказывал бы супругам заниматься этим, будь это грехом.
Поцелуй в шею, долгий, ласкающий. По моей спине поползли мурашки, но я не желала сдаваться. Я слабая женщина и полностью в его власти, но всё же последнее слово останется за мной. И уж если мне не избежать совокупления, то произойдёт оно так, как угодно мне.
Я повернулась к Эдгару, легла на спину и вытянула руки вдоль тела.
— Владейте мной, супруг, только поскорее.
Приподнявшись на локтях, он смотрел на меня.
Я видела его синие глаза под завитками волос, видела, как из них словно что-то уходит. Потом Эдгар отпустил меня, откинулся на спину, вздохнув:
— Отдыхайте, Бэртрада. Я не стану вас насиловать.
Каким равнодушным и холодным сразу стал его голос! Я ощутила, как во мне закипает гнев. Ах, тресни моя шнуровка! — но в глубине души мне хотелось, чтобы он продолжал... наваливался на меня, удерживал силой. Я долго лежала без движения. Когда же через какое-то время взглянула на Эдгара — он спал. Дышал ровно и глубоко. Я еле подавила желание ударить его.
Сон ко мне всё не шёл, и я долго ворочалась на своей половине широкой постели. Почему-то припомнились наши первые совместные ночи с Эдгаром, сразу после свадьбы. Я и тогда была покорна ему, ведь я досталась ему не девственницей и, чтобы хоть как-то сгладить впечатление от этого, старалась быть ему послушной во всём. Впрочем, это обстоятельство не произвело на графа особого впечатления. Зато я ужаснулась тому, чему он хотел научить меня. Он желал, чтобы я стала разнузданной, как девка, чтобы не могла обходиться без этого, как без еды или питья. Какой же стыд жёг меня тогда! Помню, что по утрам я глаз не могла поднять на Эдгара, не могла даже подле него находиться. А он, видя моё состояние, всё не желал оставить меня в покое, вечно что-то выдумывал, превращая наши ночи в какое-то безумие, но этим только раздражал меня. Он что, не понимает, что мало какая жена любит заниматься этим? И пусть я и досталась ему нечистой, но однажды я не сдержалась, высказала ему, что он растлитель и... Он только смеялся, говорил всякие нелепости, вроде того, что супружеское ложе создано не только для выполнения долга, что подле друг друга люди могут получать огромное удовольствие. Я же понимала, что он попросту хочет сделать из меня сучку во время течки, чтобы я начала так же подставляться, и тогда он полностью подчинит меня. Гордый граф Норфолкский, — если бы кто знал, в какое животное он превращается, едва ложится подле меня!
Вот о чём я думала, лёжа в нашей роскошной графской опочивальне. Я закинула руки за голову, мне не было холодно, так как служанки набили камин толстыми поленьями, которые прикрыли золой, чтобы горели помедленнее, сохраняя тепло до зари. Опочивальня выстынет лишь к рассвету, и Эдгар уже давно отбросил меховую полость и спал обнажённым. Он лежал на животе, отвернувшись от меня, и, в какой-то миг взглянув на него, я уже не могла оторвать глаз. Я разглядывала выпирающие мышцы у него на спине и руках, сильные плечи, крутой изгиб ягодиц, полуприкрытых куньим мехом одеял. В своей наготе он казался даже более сильным, чем днём. И это был мой мужчина... Но и я — сильная женщина. Может, поэтому я хотела борьбы с ним, сопротивления, столкновения. И поражения. Он был единственным, кому я потаённо мечтала уступить. Но только после борьбы, чтобы я подчинилась силе. Грубой силе, если хотите. Но, увы, Эдгар не желал борьбы. Он хотел приручить меня, а я бы на это ни за что не пошла.
Всхлипывая от безнадёжности, я наконец заснула. А под утро, когда от каменных стен всё же потянуло холодом, я, начав зябнуть, почти машинально придвинулась к Эдгару. Он был таким тёплым и когда обнял меня и привлёк, я не воспротивилась. Почти вписалась спиной в изгиб его лежавшего на боку тела. Потом, в полусне, я поняла, что он всё же овладел мною, проник в меня. Но я хотела спать и позволяла делать со мной это. Даже когда он задвигался быстрее и даже чуть застонал, я продолжала видеть сны. В конце концов, подобное соитие всё же лучше, чем когда он принуждает меня к разврату, а свой долг супруги я выполнила.
Когда всё окончилось, мы продолжали лежать рядом и Эдгар по-прежнему держал меня в объятиях. Даже поцеловал в плечо, почти мурлыча, произнёс...
Я открыла глаза. Я чётко услышала, что он сказал. Это было женское имя. Гита. Имя его саксонской девки.
Миг — и я была уже на ногах. Завизжала.
Эдгар резко сел. У него был сонный и недоумённый вид. Проклятый растлитель! Он обладал мною, своею женой, в полусне, а грезилась ему иная.
— Так Гита!? — вопила я. — Гита! Вот о ком вы грезите?
Он потряс головой, прогоняя сон.
— Что?
Мне не оставалось ничего, кроме как выложить ему всё, что я думаю о его бесстыдстве, его измене... Измене даже во сне, в мыслях.
Он наконец понял. Вновь откинулся на подушки.
— Успокойтесь, миледи. Идите ко мне. А то, что было, это уже в прошлом.
Как он смел мне так лгать? Я была вне себя. И — помоги мне Боже! — как же я его ненавидела.
— Я не желаю вас видеть, Эдгар! Вы... Вы... Я уезжаю немедленно! Я еду в Норидж. Подальше от вас.
— Да куда угодно, во имя всего святого! — раздражённо буркнул он, отвернулся, натягивая на голову одеяло.
Меня всю трясло. Что ж, я покажу ему!..
Я стала одеваться, даже не кликнув слуг. Надела тёплые чулки, нижнюю тунику, подбитое мехом дорожное платье. Зашипела, зацепив себя за волосы, когда заплетала косу. К дьяволу! Эдгар ещё побегает за мной.
Я нарочно громко хлопала крышками сундуков, с грохотом двигала стулья. Признаюсь, мне бы хотелось, чтобы он удержал меня, стал успокаивать. Я ведь уже поняла, что он не спит. Слышала его сердитое дыхание. Один раз он даже оглянулся на меня. Я застёгивала булавку фибулы
[4] плаща и ответила ему надменным взглядом. Ну же, начинай, проси меня остаться!
