Я видел в полумраке горящий взгляд Хорсы, но продолжал, не меняя тона:
— Прости, благородный тан, что я касаюсь таких вещей в то время, когда в твоём сердце ещё жива боль утраты. Однако в Библии недаром сказано: « Достаточно для каждого дня своей заботы». Оттого я и заговорил с тобой о Гите Вейк. Ты — холост, благородного происхождения и несравненного мужества — и уж конечно более достоин рассчитывать на благосклонность внучки Хэрварда Вейка, нежели мужчина, обвенчанный с другой. И хотя Гита опорочила себя этой связью, церковь учит нас ненавидеть не грешника, а сам грех. И если бы ты нашёл способ отнять эту женщину у соблазнителя, если бы обвенчался с ней, осталась бы надежда, что род великого Хэрварда избежит позора.
— Ничего не выйдет, — неожиданно пробормотал Хорса. — И хотел бы, да не могу. Ведь сколько уж раз я просил руки леди Гиты, но всякий раз она уходила от ответа. И я — смирился.
— Смирение — похвальное качество. Но не в этом случае. Ты убедил себя, что Гита по любви избрала другого? Ну что ж, любовь сама по себе не греховна, но в ней сокрыто искушение, а от искушения всего шаг до прелюбодеяния, которое принадлежит к числу смертных грехов. Но и здесь есть различия — если на мужчину-прелюбодея принято смотреть снисходительно, то женщину прелюбодеяние губит раз и навсегда. Но разве Гита Вейк виновна в своём грехе и позоре? Под личиной опекуна граф Норфолкский растлил её и склонил к сожительству. А ведь когда-то и мне довелось быть опекуном этой девушки, и рано или поздно Господь спросит с меня за то, что я позволил негодяю погубить её душу.
Хорса молчал. Весьма странно — это при его-то обычной вспыльчивости.
— Когда я увидел тебя в церкви, сын мой, знаешь, о чём я подумал? Вот стоит человек, который имел мужество ставить на место даже самого графа Норфолка. И этот человек любит Гиту Вейк. Так неужели же он смирится и отдаст её в руки погубителя? Неужели не вырвет из бездны греха, даже вопреки её воле? Если этих двоих обвенчают перед алтарём, даже надменный Эдгар вынужден будет смирить свою гордыню и не дерзнёт отнять Гиту у законного мужа, не рискуя навлечь на себя проклятие церкви, презрение знати и гнев короля. Ты молчишь, Хорса? Да полно, любишь ли ты ещё её?
Ответом мне был тяжёлый вздох.
— Матушка всегда мечтала о том дне, когда я сделаю хозяйкой дома женщину из рода Хэрварда.
Я склонился к нему.
— Так исполни её волю — так, как исполнил её я. Спаси честь последней из рода. Тебе, непревзойдённому воину, ничего не стоит похитить её у Эдгара. А моё благословение и благословение всей церкви пребудет с тобой.
Внезапно Хорса уставился на меня в упор:
— Преподобный Ансельм, да разумеете ли вы, чем это может обернуться?
— Ещё бы. И готов на многое: я укрою вас с Гитой в Бери-Сент-Эдмундс и обвенчаю. Несомненно, могущественный граф Норфолк будет в ярости. Но и ему при таких обстоятельствах придётся вернуться в лоно семьи. Сам король вынудит его к этому.
— Ну, ясное дело, — усмехнулся Хорса. — Правду люди говорят, что вы, святой отец, ничего не делаете в простоте. Подстрекая меня к похищению леди Гиты и браку с нею, вы норовите заслужить благоволение короля-норманна и милость графини Бэртрады. Нам приходилось слыхивать, сколь многими милостями она осыпает Бери-Сент-Эдмундс.
— Аминь, — усмехнулся я. — Но графиня и без того милостива ко мне. Что касается короля, то он, узнав, как позорит его дочь Эдгар Армстронг, сам лишит его опекунских прав. Если же я засвидетельствую, что лично обвенчал Хорсу из Фелинга и Гиту Вейк, никто не посмеет осудить меня, а что касается самой юной леди, то, как бы она ни упиралась поначалу, думаю, её неприязнь сойдёт на нет, едва она родит вашего первого сына.
Даже в полумраке я заметил, как вздрогнул Хорса.
— Что-то уж очень гладко у вас выходит, преподобный. Но, пожалуй, я последую вашему совету. И клянусь душами предков, тогда мы посмотрим, чья возьмёт! Ждите вестей...
Он круто развернулся и зашагал к выходу. А я поспешил поведать обо всём графине.
Теперь и в самом деле оставалось только ждать.
* * *
Не похоже было, что Хорса сломя голову ринулся выполнять намеченное. Верные люди доложили мне, что он вернулся в свой бург и ведёт тихую жизнь захолустного тана.
А в Гронвуде всё шло по-прежнему — Гита и Эдгар вели себя как законные супруги: устраивали приёмы, выезжали на пиры, охотились с соколами в фэнах. Мы с леди Бэртрадой даже заколебались — не напрасны ли наши упования на Хорсу?
Я же тем временем по крупицам собирал сведения о рыцаре-крестоносце, гостившем у графа. Мне доносили, что он обаятелен и весел, а посетивший Бери-Сент-Эдмундс лорд д’Обиньи поведал, что в этого рыцаря безнадёжно влюблены едва ли не все юные леди в округе. Вместе с тем, поминая о крестоносце, лорд д’Обиньи называл его сэром Гаем из Тавистока. Выходит, у этого малого могут быть и иные имена: и Гай из Тавистока, и рыцарь д’Орнейль отнюдь не последние в этом списке.
Скажу прямо — уже с той минуты, как я прознал, что этот рыцарь в разговоре с леди Бэртрадой сослался на её сестру-императрицу, у меня зародилось подозрение: не тот ли это крестоносец Ги де Шампер, что объявлен личным врагом Генриха Боклерка и за голову которого назначена неслыханная награда.
И я послал гонцов в Хунстантон, где в последний раз объявлялся Ги де Шампер, дабы подсказать людям короля, где он может скрываться.
Вот чем я занимался в эти дни поста, изнывая от недоедания, хотя и тешил себя иной раз, намеренно задерживаясь в покоях графини, дабы отужинать у неё вдали от взглядов братии. Бэртрада не придерживалась поста, у неё был свой повар, который готовил ей отнюдь не постные блюда, и знали бы вы, какое наслаждение после бесконечного воздержания полакомиться паровой телятиной или жирным, как следует прожаренным каплуном!
Но однажды вечером, когда я, плотно перекусив, всё ещё переваривал полдюжины рябчиков в имбирном соусе, в покой, едва не сорвав впопыхах занавесь на арке у входа и топоча сандалиями, ворвался писец брат Дэннис и замер прямо передо мной, уставившись на блюдо с птичьими костями.
— В чём дело, любезный брат? — спросил я, поднимаясь и загораживая собою злополучные останки рябчиков.
— Отец настоятель, беда! В обитель прямо через монастырские сады вломился тан Хорса с какими-то людьми. И через круп его лошади переброшено тело связанной женщины. А теперь тан требует, чтобы вы немедленно явились к нему.
Я услышал, как поднялась леди Бэртрада, с грохотом отодвинув кресло, но остался невозмутим.
— Не стоит поднимать такой шум, брат Дэннис. Ответь-ка лучше, отправились ли уже братья в дормиторий
[33] и кто ещё, кроме них, мог прознать о случившемся?
Мои вопросы, похоже, сбили с толку молодого монаха. Он второпях залопотал, что братья давно спят, ворота закрыты, но Хорса перемахнул прямо через ограду розария, вытоптав цветники, а его люди...
