...Часом раньше другой отряд, около пятидесяти бойцов, пробирался через портовые пакгаузы и причалы, чтобы попасть на русский корабль — канонерскую лодку «Акула». На весь отряд имелось всего девять винтовок. Канонерка — корабль серьёзный, но мелководный, заходит даже в устье рек. Поэтому и не стоит на рейде.
Командир отряда офицер Карл Туорила хорошо понимал расстановку сил и боевую задачу. Экипажи, в основном, в морских казармах. Там их разоружат. Но на военных русских судах — вахта. Она всегда на корабле. А пока на корабле вахта, морские части не разоружены. Корабль, даже с малым количеством людей, может открыть огонь по городу. Тем более — артиллерийский корабль — канонерская лодка. Кроме «Акулы», в порту только мелкие военные корабли — в основном, катера. Те сами сдадутся, как только их экипажи в казармах будут разоружены.
А канонерка... тут надо быть крайне осторожным. Одна ошибка, загрохочут пушки «Акулы» и сорвут внезапность по всему городу и даже дальше... Туорила отчётливо представлял, как в эти же самые минуты на всей территории ляни
[19] Этеля-Похьянмаа, десятки других отрядов, больших и малых, окружают гарнизоны и казармы русских частей. И ровно в три ночи приступят к разоружению гарнизонов.
Люди Туорилы затаились за ближайшими стенами портовых складов. Низкие широкие борта «Акулы», её крупнокалиберные орудия, часовые у трапа. Всё было хорошо видно при свете тусклых фонарей у причалов и яркой январской луны.
От укрытия, где скрывался отряд, до трапа канонерки всего-то двадцать-двадцать пять саженей. Но... если часовые поднимут тревогу, сообщат вахтенному офицеру, то эти двадцать саженей не пробежать. С корабля ударят пулемёты...
Туорила шёпотом позвал:
— Эриксон! Хювянен!
— Есть, господин командир!
— Да, Калле!
Двое вызванных подошли к Карлу, наклонились. Оба немного говорили по-русски. Потому и позвал. Он быстро прошептал им короткое задание. Передал Эриксону свой Наган, взял у него винтовку.
— А ты, Хювянен, обойдёшься ножом. — Винтовки у того не было. — Пуукко-то есть?
— Конечно.
— Лучше не стрелять!
Это относилось к Эриксону, которому дали револьвер.
— Понятно.
— Идите!
— Есть.
И двое его бойцов буквально вывалились из-за угла стены. Пошатываясь, плохо удерживаясь на ногах, оба двигались к трапу корабля. Пытаясь подавать какие-то приветственные сигналы часовым. Те внимательно смотрели на подходящих пьяных финнов, которые бормотали что-то непонятное. Среди слов вахтенные матросы отчётливо слышали:
— Вотка нада... Вотка... Тенки много, пальён тенги есть...
Хювянен перестарался... На скользком заснеженном бетонированном причале не удержал равновесие и убедительно, смачно, как лягушка об асфальт, плюхнулся.
Матросы на «Акуле» захохотали. Их было двое, вахтенных, наверху трапа. Недлинного, в четыре сажени...
Хювянен, кряхтя и постанывая, поднялся, продолжая бормотать:
— Нада вотка!.. Нада. Тенки есть. Многа... Дай вотка, браттия...
Матросы заинтересовались.
— Какие у тебя деньги-то? Царские бумажки что ль?
— Ньет, ньет... Монета золотой, култа...
— Много ли водки надо? А монета одна?
— Ньет, есть монета... Не одна. А бутылка одна нада...
Бойцы уже подошли к трапу, держались за перила, чтоб не упасть. Потому, как пьяные.
Один из вахтенных спустился к финнам посмотреть монету...
Как только он подошёл, оба бойца мгновенно сделали дело. Эриксон долбанул его рукояткой револьвера по голове. Крепко, чтобы шапка не помешала оглушить матроса. Одновременно со своим напарником Хювянен метнул нож во второго вахтенного, что был наверху.
Не ожидавшие нападения матросы молча рухнули. Один на палубу. Другой остался лежать на причале.
Сигнал своим подавать не пришлось. Они всё видели и уже бежали к трапу.
Почти бесшумно вошли на корабль. Другие вахтенные их, слава Господу, не заметили.
В течение десяти минут всё было кончено. Прогремело несколько выстрелов на носу, на юте. С десяток вахтенных, включая офицеров, оружие сдали.
Когда Туорила вошёл в капитанскую каюту, командир корабля, связывался по телефону с экипажем на берегу. В казарме ему ответил командир шюцкора... И офицер всё понял. Невысокий и плотный, в кителе без погон, он был спокоен.
— Что я должен делать?
— Ничего, господин капитан... — Туорила с вопросом посмотрел на него.
— Капитан-лейтенант, — уточнил офицер.
Карл когда-то учился в России и по-русски говорил хорошо.
— Только надо вам сдать оружие.
Офицер спокойно протянул финну револьвер рукояткой вперёд.
— А мы что, уже воюем с Финляндией?
— Нет, господин капитан-лейтенант! С Россией мы не воюем и не хотим воевать. Но нам надо спасти страну от красного мятежа. А русские войска поддержат красных. Потому и разоружаем.
Туорила мог бы, конечно, ничего не объяснять, но он, как офицер, хорошо понимал обстановку и знал, что командир корабля, хотя красные пока его и оставили в командирах, вряд ли поддерживает революцию.
— Понятно.
— Ещё есть у вас оружие?
Командир корабля достал из ящика стола кортик в ножнах и протянул финну. Тот поколебался, но взял.
— А вы, господин капитан, можете оставаться у себя в каюте. А можете, если хотите, даже в городе снять квартиру.
Мы вас не арестовываем, вы не оказали сопротивления законным частям Финляндии. А на корабле останутся наши люди для охраны.
Командир «Акулы» пожал плечами и улыбнулся. Он, видимо, тоже не шибко хотел воевать за революцию в Финляндии. Моложавый, но с сединой в аккуратной бородке и усах, командир канонерки, казалось, был даже доволен тем, что произошло. Может быть, именно для него русская революция и закончилась сегодня. Хотя этого ещё не знал ни он, ни Туорила.
...В своём штабе в Юлихярме Маннергейм и не собирался спать в эту ночь. Он прилёг на походную раскладушку около двенадцати. Два часа с лишним подремал, в половине третьего проснулся и после трёх с тревогой и волнением ждал сообщений.
Около семи утра позвонил генерал фон Герих и доложил, что почти весь русский гарнизон Ваасы разоружён. Жертв почти нет с обеих сторон. Всё прошло ровно и без шума. Это было хорошей новостью.
...Отряд Пекки Пяллинена сильно замешкался со сборами. То ждали пятерых из одного маленького дальнего селенья, потом опоздали ещё восемь человек. А Маттиас Хейкка из хутора Марья-Коски всё никак не мог найти свою винтовку в своём же доме. Так хорошо запрятал. И не нашёл. Зато опоздал на час. Так или иначе, отряд Пяллинена приступил к операции разоружения русских казарм не в три ночи, как было предписано, а в четыре... Выходит, для этого отряда зря тайком передавали секретный приказ, от человека к человеку. Ровно в три часа ночи двадцать восьмого января бесшумно и внезапно, окружив казармы, ворваться и разоружить. Желательно без боя... Не получилось.
