— Наши снега очень высоки и красивы, — добавил Его величество, — но... в городах и лесах у нас тепло, — король засмеялся.
— А у нас, Ваше величество, в лесу зимой только на лыжах можно пройти. В Финляндии снег в средине зимы наметает сугробы, то есть горы снега, в два метра высотой. И больше.
Хотя они знают английское слово «снег», но оно здесь редко употребляется.
Все слушали с интересом, едва скрывая изумление. Так вроде бы и знали, но представить себе здесь, в тропиках, как эти сугробы выглядят на самом деле, конечно, не могли.
— Как ваша семья поживает, господин фельдмаршал?
— Спасибо, всё хорошо. Они давно в Париже.
— Как здоровье ваших детей?
— Спасибо, всё хорошо, Ваше величество. Две мои дочери живут не в Финляндии. Одна в Париже. Другая в Лондоне.
— Как вы, господин фельдмаршал, человек из очень далёкой холодной земли, находите нашу страну? Не тяготит ли вас наш тёплый климат?
— Мне нравится ваше королевство. Красивое и тёплое. Я вижу здесь много интересного и удивительного. Однако я больше привык к прохладе. Но у вас мне тоже хорошо. Я благодарен Вашему величеству за оказанное мне внимание.
— Ну, это ещё не всё, ваше высокопревосходительство! — Мухтияр тоже включился в разговор, — мы ещё покажем вам наши сокровища, шедевры древней архитектуры. Завтра с утра, если Его величество не возражает, и вас, господин фельдмаршал, устраивает это время.
...Маннергейм около получаса не мог оторвать глаз от направленного в небо божественного сооружения. Здесь это называется ступа Боднатх.
Перед последней верхней конструкцией — круглой башней-шпилем, под её основанием, как бы подпирая её теменем своим, выглядывал сам принц Будда. То есть принц Сиддартха Гаутама, который впоследствии стал великим Буддой. Именно в Непале родился он две тысячи пятьсот лет назад.
Из-под основания вершины башни глядели его глаза. Большие, выразительные, полные сострадания к людям. Ничего, кроме этих больших глаз, там не было. Только глаза и узкая полоска лица, где они расположены. Ниже глаз — архитектурные украшения, а выше только основание этой вершины башни. Круглой и мощной, устремлённой в бесконечно синее небо Непала и Гималаев.
Под самым куполом башни, под её остриём — крыша с бахромой, наподобие громадного абажура и под ним нечто вроде площадки с перилами. Кто-то оттуда созерцает мир. И мироздание.
Ступа Боднатх словно светилась изнутри жёлтым солнечным светом, цветом древнего камня, из которого она была сооружена ещё в третьем веке до нашей эры. Конечно, её реставрировали, за ней ухаживали, и она стояла, как обновлённая.
До этого барон осматривал другое удивительное сооружение того же возраста, ступу Сваямбунатх, расположенную по другую сторону от Катманду, к западу, а не к востоку, как ступа Боднатх. Но не менее, однако, удивительную и исполненную того же божественного света, но другого, красного тона, построенную из красного камня, похожего на современный кирпич.
Эти буддийские храмы, устремлённые в небо, словно источали незримую энергию, которую барон чувствовал, как бодрящий, питающий душу и тело, прилив сил.
Маннергейм, по прибытии в Непал, ощутил всю, необычную для финна, особенность этой тропической, но и высокогорной страны.
Сразу на аэродроме, когда он выходил из своего самолёта, ему буквально ударил в ноздри пряно-ароматный дух этого края. Потом, переезжая на автомобиле из долины в предгорья, горы и снова в долину, он чувствовал постоянно душевную приподнятость, лёгкость сердца и мысли. Словно близость священного Тибета или древних буддийских тайн и реликвий благословляла его на дальнейшие дела и пути.
Он прибыл сюда на охоту, дважды в ней участвовал. Потом коротко описал, но не эту, о которой рассказано выше, а другую охоту на другого тигра и тоже с участием короля. А эта... Эта охота для него осталась больше душевным приключением, чем охотничьим процессом. И каким-то предвестием близких грядущих общений, здесь же, в Непале, с неизвестными доселе, но высшими и нужными для его жизни силами, у которых есть духовная мощь, необходимая ему для его предстоящих и больших дел.
Он видел, как по дорогам, через непальские селения и города идут вереницы паломников, чтобы поклониться святым местам и приобщиться к ним. Это и крестьяне, одетые примерно в те же одежды, что носил и Бханг, королевский погонщик слонов. Только из совсем дешёвых тканей, да и ветхие уже. Среди паломников было много буддийских монахов, не только из Непала, но и из Индии. Бритые наголо, в жёлтых шёлковых одеяниях, они напомнили барону далай-ламу тринадцатого, которого он посещал около тридцати лет назад. Он видел здесь, в маленьких селениях и больших городах, ламаистские монастыри и небольшие часовни, которые здесь называют — гомпа. Увидел застывшую красоту и величие, прежде всего, величие духовное, в древних ступах и пагодах, монастырях и храмах.
И над всем этим величием земли и гармонией жизни, над медленным и незатухающим дыханием древности — высоко и недостижимо простёрлись Гималаи. Их ослепительно-белые снежно-ледяные крылья, вознёсшие их, эти горы, на самую высшую, поднебесную ступень земли.
Ему и позже, всю его, ещё долгую жизнь, снились светящиеся и не по-земному высокие пики Гималаев. Исполненная спокойствия и божественного величия пагода Хиранья-Варна Махаравихар в Лалитпуре, стремящаяся в небо своими тремя ярусами крыши и башней наверху. Хранящая в себе высшие тайны и источающая невидимые волны света, жизни и любви.
Снились паломники, мерно и неутомимо шагающие в Лумбини, священную родину принца Гаутама. Снились ночные крики джунглей и пряные тропические ароматы. И бесконечные дороги востока, которые остались с ним навсегда.
23. НОЖ САМУРАЯ
1939. Август.
Двигатель танка надрывно завывал, работая на пределе. Гусеницы обнимали землю зубчатыми траками и вырывали на поворотах крупные комья с травяными корнями.
Волохов глядел вперёд через смотровую щель и хорошо видел устроенные на холмистом горном склоне укрепления японцев.
Противотанковая артиллерия противника била встречным огнём прямой наводкой, но стрельба оказалась не очень плотной. Мощная обработка японских позиций тяжёлой артиллерией и бомбардировочной авиацией дала свои результаты. Большинство укреплений было разворочено, орудия разбиты. Но серьёзно подготовленные к бою части Квантунской армии имели здесь сильные укрепления и огневые позиции, которые и после артиллерии и авиационного налёта ещё жили и огрызались огнём.
Танковая бригада рванулась вперёд сразу же после того, как смолкли наши орудия. Надо бы идти в бой с поддержкой пехоты, но ждать было нельзя. Уже не первый раз здесь, в районе реки Халхин-Гол, комкор Жуков бросал танки и бронемашины в бой без пехоты, вопреки боевым уставам Красной армии и существовавшим законам тактики и стратегии войны.
Волохову позвонил сам Жуков и спокойным голосом приказал:
