Новицкий поджал губы и мрачно кивнул. Он знал, что Манук-бей прав. Случись русской армии перевалить через Балканы, император Александр будет тревожить британцев больше Наполеона.
Мирзоян потянул в себя сладкий дым кальяна:
— Пока валахи и болгары не поймут, что русские здесь надолго, они всегда будут одним ухом слушать, как шаркают сапоги в Стамбуле. И не потому, что они хитрые или трусливые, а потому, что они только люди. Но я отвлекаю вас своими домыслами, уважаемый Сергей. А ведь вы, конечно, хотели бы долистать выбранную вами книгу.
Новицкий отставил кофейную чашку, поднялся и пошёл к двери...
— Мне всё трудней и трудней выбрать хотя бы полчаса свободных. — Князь Мурузи дышал прерывисто, будто он опрометью бежал по коридорам длинного дома. — Галиб-эфенди постоянно собирает нас, заставляет снова и снова перебирать аргументы, достойные переговоров с русскими.
Сергей наклонил и чуть повернул голову, показывая, что он весь превращается в слух.
— Порта не может уступить дунайские княжества, потому что такой мир будет стоить султану трона и жизни... Порта не боится возобновления военных действий, потому что армия русских в ближайшее время будет увлечена на север событиями в Центральной Европе... Во всяком случае, Порта способна противостоять диверсиям отдельных отрядов русских, вызвав дополнительные силы из Андрианополя... Порта может примириться с существованием на месте Молдавского княжества некоего буферного государства, не подвластного ни Турецкой империи, ни Российской... Турция может согласиться на выплату известной компенсации за то, что вопрос о Валахии вообще не будут обсуждать на переговорах... Но — Порта никогда не согласится с потерей своих причерноморских владений!.. При этом, — следующие слова первый драгоман, не повышая голоса, сумел выделить одной интонацией, — Порта не будет возражать, если вопрос о закавказских провинциях вынесут за рамки настоящих переговоров. Впрочем, пока это лишь моё личное убеждение. Я думаю, графу Кутузову стоит проверить его, и как можно быстрее...
Новицкий выдержал паузу:
— Я пришёл сюда с довольно тяжёлой ношей. А ухожу налегке. Это приятно мне, это будет ещё приятней для моей лошади. Но его превосходительство действительный статский советник, верно, будет удручён таким неравноценным обменом.
Мурузи покосился на него и прищурился:
— Вы быстро учитесь. Георгиадис нашёл подходящего человека. Но, — драгоман Блистательной Порты позволил себе не то что повысить голос, но несколько изменить интонацию, — он должен понять, что, соглашаясь на наши встречи, я рискую не одним своим положением при дворе!
Он перевернул пару листов книги, которую уже успел поставить на пульт:
— Вот, видите, какая замечательная миниатюра. Рисунок, краски, а какие детали! Кажется, что я слышу, как звенят цепи на руках преступников, представших перед султаном... Мне кажется, я всей кожей чувствую остроту лезвия орудий гигантского палача... Я, — он с силой втянул воздух ноздрями, — чувствую запах крови и кала...
Новицкий не проронил ни слова.
— Хорошо. Может быть, вы и правы... Я получил сообщение от брата. Панайот пишет, что Латур-Мобур, французский поверенный, вручил реис-эфенди перед самым его отъездом на переговоры секретную ноту. Император Наполеон сообщает султану Махмуду Второму, что, заключая мир с русскими в Тильзите, он... лицемерил. Да — лицемерие, это точное слово. Теперь же, весьма и весьма скоро, его величество падишах узнает точное отношение Франции к России. Чувства императора Наполеона к императору Александру. А потому Блистательной Порте не следует торопиться с заключением мирного договора, тем более на условиях, предлагаемых русскими. Также император французов утверждает, что для Австрии куда выгоднее воевать на стороне Наполеона, чем видеть Валахию и Молдавию в составе России... Торопитесь, господин Новицкий, у вас осталось немного времени. Я имею в виду — времени политического.
Сергей сделал было шаг к двери, но князь удержал его:
— За мной следят. Встречаться у Манук-бея будет крайне опасно. Впрочем, у нас с вами впереди останется лишь одно свидание. Если мои предположения окажутся верны, я надеюсь на резонную оценку приложенных усилий. По известному знаку, ожидаю вас в церкви Ставрополеос. Мундир русского гусара будет вполне уместен в греческой церкви...
V
Галиб-эфенди чувствовал себя превосходно. Он с видимым удовольствием ухватил большую гроздь сладкого чёрного винограда, короткими глотками выпил чашечку крепчайшего кофе и попросил приготовить ему ещё одну порцию восхитительного напитка.
Кутузову нравился опытный и искусный политик, замечательный дипломат, трудный противник. Соперник под стать другому лидеру Блистательной Порты — Решиду Ахмед-паше. Что же, решил он, много было чести одержать верх над одним, неменьшая будет — принудить к сдаче другого.
— Мой блистательный и благородный друг, — начал Кутузов условной формулой, в которой, впрочем, много было истинного и личного. — Я позволю себе нарушить ваш восхитительный кейф и обратиться к делам низким, но, увы, безотлагательным. Такова, я полагаю, воля наших властителей и Того, кто располагается выше обоих.
Галиб-эфенди отложил начатую кисть, ополоснул пальцы в стоявшей рядом фаянсовой чаше и сложил руки на животе. Он готов был внимать и ответствовать.
— Вчера... Только вчера я получил депешу из Петербурга и поспешил немедленно пригласить вас, чтобы ознакомить с её содержанием.
— Канцлер Румянцев выработал новые инструкции?
— Император Александр получил новые предложения из Парижа. Мой государь предписал мне немедленно ознакомить вас с нотой императора Наполеона.
— Я надеюсь, что эта бумага не содержит никаких сведений, что не полагалось бы знать моему повелителю.
— Безусловно.
Пока Галиб-эфенди читал, Кутузов наблюдал, как меняется выражение лица министра иностранных дел Блистательной Порты. Наконец, турок поднял глаза и протянул документ графу. Михаил Илларионович сложил его и убрал назад в ящичек.
— Я понимаю, что это подлинное письмо? — спросил министр.
— Вы, конечно же, узнали и стиль, и руку.
Галиб-эфенди молча кивнул. Удар был слишком силён, чтобы он мог быстро оправиться.
— Мне очень жаль, мой друг, но вы же видите, до каких пределов доходит его коварство и лицемерие.
Последнее слово Кутузов выделил нарочно, давая понять собеседнику, что он знает и о недавней ноте Латур-Мобура. По тому, как передёрнулся турок, понял, что задел его за живое:
— Теперь же Наполеон предлагает императору Александру закончить уничтожение Блистательной Порты, поделив между собой её европейские земли.
— Что же теперь будет? — пробормотал Галиб-эфенди.
— Будущее наших стран зависит прежде всего от нас с вами.
