Новицкий пробыл в доме Мадатовых около десяти дней. Почти всё это время он лежал на диване, свободно заложив руки за голову, бездумно разглядывая расписной потолок. Тяжёлые чёрные гроздья свисали там с плетей винограда, оранжевые плоды апельсина теснили друг друга, сами норовя сорваться в руки девушек, почти надвое перерезанных в талии плетёными ремешками. Ни одна из них не могла напомнить Зейнаб, и потому Сергей разглядывал их спокойно, не опасаясь потревожить ту ледяную пустоту, что теперь составляла всё его существо. Вышколенный слуга дважды в день приносил поднос с едой. Сергей выпивал полчаши холодной подслащённой жидкости, разламывал квадратик сухого печенья и большую часть клал обратно. Софья Александровна не заходила, но через день появлялась в дверях Патимат, оглядывала Новицкого и уходила. Приходили от Ермолова справиться о здоровье. Сергей молча кивал.
Мадатова после похорон Новицкий не видел. Тот уезжал по каким-то своим делам. Как военный правитель трёх закавказских провинций, князь не мог долго оставаться в Тифлисе. Приехал через неделю. Сергей понял это по суматохе, вдруг поднявшейся в доме. На следующий день Валериан заглянул к Новицкому. Вошёл, как привык, не постучав, широко распахнул двери, но, сделав первые шаги, остановился. Он был не то что испуган, но обескуражен переменой, случившейся в старом знакомом. Лицо его высохло, заострилось, кожа ушла вниз к шее, один тонкий нос торчал над подушками. Валериан хотел было присесть в ногах, но передумал. Всё, что он мог и должен был сказать, умещалось в две короткие фразы. А лишние слова нынче особенно были не к месту.
— Твой казак, Атарщиков, встретился с проводниками, теми, что вели тебя два года назад. Слышал, что собираются в горы.
Сергей лежал всё так же недвижно, разглядывал потолок и никак не показал, что слышит Мадатова. Валериан постоял ещё минуту, не дождался ответа, повернулся и вышел.
А через день Новицкий исчез...
Воздух из чёрного сделался пепельным, последние язычки пламени исчезли, и Новицкий понял, что и сегодня никто не придёт за его жизнью. Он с трудом поднялся, расправляя затёкшие ноги, поясницу и плечи, вышел на поляну, подвинул постель ближе к прогоревшему стволу сухой чинары и, завернувшись в бурку, улёгся. Оружие он аккуратно положил рядом, всё так же заботливо прикрыв полушубком.
Разбудил его ружейный выстрел, ударивший неподалёку. Через пять минут Новицкий сидел в седле. Лошадь, отдохнувшая за ночь и подкрепившая силы несколькими горстями овса, что Сергей бросил в торбу
[86], легко вынесла его вверх по склону. У опушки Новицкий натянул поводья, остановился, прислушался.
Где-то в скалах Атарщиков и Мухетдин с братом сидели в засаде, ожидая, когда Абдул-бек проедет мимо, охотясь за Сергеем Новицким. По уговору, Сергей должен был держаться вполне беспечно, как и полагалось русскому, не знающему жизни в горах. Он выехал мстить убийце своей жены, и это было правильно, такого движения ожидали от него все, и прежде всего А6дул-бек. Но, решив действовать как мужчина, он не мог сразу научиться жить по-мужски. И тот же Абдул-бек понимал это лучше других. Лёгкой добычей был этот русский: смелый, потому что не побоялся в одиночку отправиться в горы, и глупый, потому что не знал, чего же надо бояться. Убить его было Абдул-беку не сложнее, чем волку зарезать отбившегося от стада козлёнка. Новицкий понимал это сам и рассчитывал лишь на то, что волк не догадается, почему добыча мемекает слишком уж громко, словно сама подсказывает хищнику, где же её найти.
Снова ударил выстрел, и теперь Новицкий узнал голос винтовки Семёна. Стало быть, хитрая их затея вполне удалась. По другому зверю, кроме как Абдул-бек, Семён бы стрелять не стал. Сергей гикнул и погнал лошадь дальше по склону, поросшему жёсткой травой, объезжая кусты и разбросанные там и сям валуны, серые с тёмными, будто бы влажными пятнами. У самого гребня он спешился, привязал лошадь к тонкому стволику колючки «держи-дерево» и осторожно выглянул за перегиб.
Атарщикова увидел он сразу. Казак стоял на коленях у камня и целился из пистолета, готовясь встретить пулей любого, кто выскочит сверху.
— Это я, Семён! — крикнул Новицкий. — Не стреляй, подожди!
Казак махнул ему рукой, приглашая в укрытие, и продолжил забивать пулю в ствол винтовки. Сергей, пригибаясь, перебежал открытое место, однако никто в него почему-то не выстрелил.
— Обложили его, — бросил Атарщиков, прилаживая шомпол на место. — Как и думали мы с тобой, поехал он тебя убивать. Уже ближе к утру. Ехал по гребню, не слишком таясь. Костёр твой, думаю, издалека виден. Хотели мы его подпустить ближе, чтобы наверняка снять, да белый дьявол его нас учуял. Абдулка тоже учёный зверь: пробиваться ни назад, ни вперёд не стал, метнулся в сторону под скалу. И жеребца спрятал, и сам укрылся.
— Двое стреляли. Ты, я слышал, и он?
— Нет. Мухетдин думал, что выцелил. Так же, как я. Он попусту пули тратить не будет. Что у него — ружьё и два пистолета. Промахнётся, только ежели поторопится. Здесь, я говорил тебе, Александрыч, война особая — с одной пулей можно десяток человек удержать. Понятно, что девять останутся и на куски порежут очень даже свободно. Но никому ведь не хочется быть тем, десятым, кто пулю на себя примет. Так и мы сейчас сидим, выжидаем. Но вчетвером можно, пожалуй, попробовать. Трое бьют по очереди, свободный перебегает. Нам бы на тот уступчик подняться, оттуда он прямо как голый.
Атарщиков привстал и закричал быстро, высоким голосом, обращаясь к кому-то, кто притаился левее и ниже по склону. Тот так же быстро, отрывисто, передал указание дальше. С Абдул-беком даже не пытались заговорить, предложить ему выйти и сдаться. Все сознавали, что мир между ними невозможен ни на каких условиях.
— Темир побежит, — объяснил Атарщиков. — Он самый быстрый. А теперь, Александрыч, как только скомандую — бей сразу между вон тех камней. Зацепишь, не зацепишь — не важно. Главное, чтобы он сам не прицелился.
Саженях в тридцати перед ними из травянистого склона, подобно носу на исполинском лице, высился скальный выступ. А перед ним, прижавшись друг к другу, стояли два валуна, каждый в человеческий рост. В этом-то природном редуте и засел обороняться Абдул-бек. Выцарапать его оттуда, понял быстро Новицкий, можно было ядром, гранатой или же залпом егерского взвода в расчёте, что из двух десятков пуль, отлетевших от нависшего сверху карниза, хоть одна да рикошетирует в правильном направлении. Сейчас им приходилось рассчитывать только на хитрость. И та, что предложил Атарщиков, казалась не хуже всякой другой.
— Готовься... Целься...
Сергей твёрдо прижал винтовку к камню и выцелил ту самую щель, откуда мог стрелять по ним Абдул-бек.
— Пли...
Новицкий потянул крючок и, только лишь ощутив мягкий толчок приклада, немедленно откатился в сторону и потянулся к газырям за зарядом.
Ударила над головой винтовка Семёна, а немного спустя они услышали и Мухетдина. Теперь уже Семён прогонял по дульным нарезам пулю, а Новицкий караулил врага. Абдул-бек не ответил на выстрелы, он не мог позволить себе тратить заряды впустую, а потом отвлекаться на заряжание.
