– Что это за злак? – поинтересовался он.
– Конечно, вам, пусадцам, такой хлеб в диковинку, – ответил Тьегос. – Он испечен из недавно окультуренного злака под названием «пшеница». Во времена правления отца королевы его завезли с материка. – Он повернулся к Порфии. – Дорогая, продай твоего повара в рабство, иначе мы все превратимся в свиней, поедая эти помои.
Вино было крепким, лучше, чем в Зиске. Вакар сделал большой глоток и лишь потом высказал свое мнение:
– Сударь, я не согласен с тобою. Я нахожу кухню Огуджии восхитительной, вино крепчайшим, а овощи великолепными…
– Твои дифирамбы никого не проведут. – Тьегос тоже успел основательно захмелеть. – Не тешь себя понапрасну мечтой о благосклонности Порфии. Пока речь идет о торговом металле, кораблях или рабах, мое дело – сторона, но если ты добиваешься от королевы услуг более интимных, то тебе придется иметь дело со мной, ведь я…
– Тьегос! – вскричала Порфия. – Ты ведешь себя как животное, следи за манерами!
– По крайней мере, – ответил Тьегос, – я ем и пью культурно, а не раздираю мясо, подобно изголодавшемуся льву, и не лакаю вино с жадностью горбатого зверя из Гведулийской пустыни. – Он смерил Вакара уничижительным взглядом.
Вакар покраснел, поняв, что, по огуджийским меркам, его провинциальные манеры поведения за столом оставляют желать лучшего.
– Я всего лишь предупредил этого усатого варвара…
– Замолчи! – воскликнула Порфия, приподнимаясь над змеиным троном. Ее зеленые глаза сверкали, а овальное лицо покраснело от гнева.
За мнимым спокойствием Вакара таилась смертельная угроза.
– Он всего-навсего хочет стать придворным шутом. Правда, Тьегос? – принц по-лорски исказил имя фаворита, чтобы еще больше унизить.
– Ах ты, кабанье отродье! – вскричал Тьегос. – Я вырежу твое…
– А ну, вы оба! Успокойтесь! – неожиданно громко воскликнул Гараль. – Или позову стражу, и вас выгонят на улицу бичом со свинцовыми шипами… Рабы, уберите объедки!
Слуги убрали блюдо и принесли еще вина. С лица Абеггу из Токалета не сходило изумление – видать, он не привык к простоте нравов огуджийского двора. Вакар понял, что слишком приналег на вино. Он совладал с норовом и, показав на сцену совокупления на стене, спросил:
– Кто-нибудь возьмется это объяснить?
– Это иллюстрация к третьей книге «Золотого Века». Лесной бог Астерио седлает богиню земли Геру, чтобы сотворить первую человеческую пару, – объяснил Гараль. – В оригинале это звучит так:
Похотью лик обагрен;
Мед расточая устами,
Неумолимый сатир
Геру поверг на траву…
– Нельзя оценить эти стихи по достоинству, если их не спеть, – перебил Тьегос и грянул отменным тенором:
Платье богини зари —
Струи шелков розоватых —
Нетерпеливо и яро
Он совлекает с нее…
– Проклятье! Даже мне эта задачка не по плечу без хорошей музыки. А не позвать ли нам свирельщицу?
– Не надо, – подал голос Квазиган. – Я не расстаюсь с музыкальным инструментом, он мне помогает коротать досуг.
Он достал из-за пазухи свирель и взял на ней несколько аккордов.
– Ну а теперь, сударь, напой мотив. Да, я справлюсь, начинай.
Под сладостные трели флейты Тьегос встал и допел «историю творения» до конца. Когда он умолк, Вакар произнес:
– Сударь, может, ты и шут, и не скажу, кто еще, дабы не оскорблять слух наших гостей, но за всю жизнь я не слышал лучшего голоса, чем твой. Чего бы только я ни отдал, чтобы петь, как ты!
– Это пустяки. – Тьегос, пошатываясь, отступил к своему стулу. – У этой песенки довольно грубый варварский привкус, но в моем исполнении он не так заметен. По крайней мере, я не воспринимаю всерьез всю эту глупую мифологию… Ик!
Приступ икоты завершил его речь. Порфия обратилась к Вакару:
– Ну а теперь, сударь, покажи-ка и ты, на что способен.
– Я могу лишь сказать, на что я не способен. – Вакар начал перечислять, загибая пальцы: – Я считал, что умею петь, но, услышав Тьегоса, понял, что всего лишь каркаю, как ворона, питающаяся падалью. Будучи трезв, я могу плясать, – надеюсь, королева помнит, – но сейчас я, как назло, нетрезв. Я знаю несколько историй, но благородному человеку недопустимо рассказывать их в таком обществе…
– Старина, забудь, что ты благородный, – захихикал Гараль. – Из уст самой королевы я слышал такие соленые истории, что тебе и не снилось.
– Отлично. А вы знаете анекдот о горбуне и жене рыбака? Нет? Ну так вот…
Когда он умолк, все захохотали. Жена Гораля разразилась истерическим смехом – пришлось ее хлопать по спине. Вакар еще рассказал анекдотец-другой, а потом королева Порфия заявила:
– Ты сказал, что умеешь петь – так пусть «ворона» продемонстрирует свой голос.
– Да нет, что ты, твое величество…
– Я настаиваю. Господин Квазиган тебе подыграет.
– Но не говори потом, что я не предупреждал. Квазиган, мотив такой: да-де-де да-де-де…
Свирельщик подхватил мелодию, и Вакар запел «Песнь Врира»:
Вот к реке поскакал
Врир, великий герой.
Заискрилось в лучах
Серебро его лат…
Когда он закончил, Порфия захлопала в ладоши и воскликнула:
– Превосходно! Хоть я и не понимаю лорского языка, готова поклясться: ты поешь лучше Тьегоса.
– Я не слышал никакого пения, – прорычал Тьегос, совладав с икотой. – Но кажется, где-то поблизости квакала жаба.
– А ты как думаешь? – спросила Порфия Гараля. – Кто лучше поет, Вакар или Тьегос?
– Оба поют великолепно, – уклончиво ответил тертый придворный калач и повернулся к Квазигану. – Ну-ка, давай еще! Сыграй нам какую-нибудь мелодию твоей родины.
Квазиган затянул заунывный мотив.
– Клянусь задницей Астерио, – сказал Тьегос, – это похоже на наш танец в честь богини Луны.
– Откуда ты знаешь, как он выглядит? – удивилась Порфия. – Ведь во время этого танца мужчинам строго-настрого запрещено приближаться к девам.
– Подумаешь, запрещено… Порфия, ты лучшая плясунья в Огуджии, вот и покажи его нам, а Квазиган сыграет.
– Это неприлично, – возразила королева, но ее голос потонул в криках остальных.
Наконец Порфия встала и плавно задвигалась в такт мелодии Квазигана. Она нетвердо держалась на ногах и то и дело наступала на шлейф своего просвечивающего платья, пока не вспылила:
– Проклятая тряпка! Мешает…
Она развязала поясок, выскользнула из платья и швырнула его на змеиный трон.
