– Хорошо, – сказала она ему. – Это твои правила? Я не могу ни дотрагиваться до тебя, ни разговаривать?
– Да. Это мои правила.
Молчание лишало секс половины удовольствия. А запрет на инициативу – лишал и второй. Но вызов был принят.
– Хорошо. А мое правило – если любой из нас говорит слово «парус», второй немедленно останавливается.
– И все?
– И все. Где твоя спальня?
– Там. – Он мотнул головой в противоположный конец балкона, но не двинулся с места.
О боже. Во что же она ввязалась?
– Я надеюсь, там есть кровать?
– Да. Конечно.
Он прошел по балкону, открыл стеклянные двери и пропустил ее в спальню. Стены здесь были темно-синими, а камин облицован красноватым мрамором, но ее внимание сразу приковала массивная кровать с балдахином. Она была огромной, наверное, размером со всю спальню Мелиссы, с резными столбиками по углам, а бледно-голубой балдахин из плотного дамаска придавал ей сказочный вид.
– Подходит? – хрипло спросил Роберт.
– Вполне, а ты очень мил, когда нервничаешь.
– Я не нервничаю, – ответил он нервно.
Джинни сделала шаг к нему. Он не отступил, только резко перевел дух. И тут Джинни заметила за приоткрытой дверью гардеробной стойку с галстуками. Она быстро подошла и схватила один – красный, шелковый, – стараясь не замечать пугающего ярлычка «Армани». Она собирается угробить галстук, который, вероятно, стоит несколько сотен долларов. Ничего, переживет, он снес домов на несколько сотен миллионов долларов!
Она быстро намотала галстук на запястье и повернулась к нему, протянув руки.
– Как насчет этого? Можешь связать меня, чтобы я тебя не трогала.
Он вспыхнул, а Джинни почувствовала извращенное удовольствие от шока, написанного у него на лице. Он так привык себя контролировать, она тысячи часов видела его абсолютно непроницаемым, а сейчас она удар за ударом разрушала стену, за которой он прятался.
– Ты… я… – Он закрыл рот, а его рука потянулась к запястью в поисках манжеты. – Нет.
– Нет? – Она обернула галстук вокруг обеих запястий, медленно завязала его концы, а потом поднесла руки ко рту и зубами затянула узел. – Разве ты не хочешь связать меня? Чтобы я тебя не трогала?
Он ухватился за один из резных столбиков кровати, будто его не держали ноги.
С трудом удерживая равновесие, Джинни скинула одну босоножку.
– Или мне лучше остаться в туфлях?
Он покачал головой, не в силах произнести ни слова.
Кровать была настолько высокой, что Джинни пришлось воспользоваться специальной скамеечкой, чтобы залезть на нее. Она ходила по бескрайнему голубому покрывалу, как по небу, догадываясь, что Роберту сейчас хорошо видны ее ноги, а когда она кружится, то и трусики. Она встала на колени и протянула к нему связанные руки.
– Роберт. Иди ко мне.
– Нет, – сказал он снова, более решительно. – Я могу ранить тебя…
– Я тебе не верю, – прервала его Джинни. – Ты не монстр, Роберт, так что прекрати вести себя как в фильмах ужасов. Ты мужчина. Самый великолепный, сложный, откровенный и добрый человек, которого я когда-либо встречала, и я мечтала о тебе все эти годы. Кроме того, я не такая уж хрупкая. И я доверяю тебе.
– А я не доверяю себе, – ответил он. – Разве ты не видишь? – Он сжал челюсти. – И тебе тоже не следует.
Ох, Роберт. Она пошевелила руками, и галстук красной змейкой соскользнул на шелковое покрывало.
– Хорошо, – сказала она ему. – Тогда дай мне свои руки.
– Что?
– Дай мне свои руки. Не разговаривай. Просто протяни их. Ты не доверяешь себе? Хорошо. Я привяжу тебя к столбику кровати, чтобы ты ничего не мог мне сделать.
Глава 9
– Я привяжу тебя и оттрахаю. Я не буду говорить, не буду прикасаться к тебе, и ты не сможешь ничего мне сделать.
– Уайетты не подчиняются, а я Уайетт.
Это прозвучало скорее горько, чем гордо, но у Джинни не было сейчас времени думать об этом. Его взгляд мог бы обратить любого смертного в камень, но она знала его слишком хорошо, чтобы позволить какому-то взгляду остановить ее.
– Я жду, – почти умоляюще сказала она. Потому что, если он откажется…
– Ждешь?
Она не должна была прикасаться к нему – это было правило. Но она не могла ему следовать, когда Роберт смотрел на нее с такой болью и надеждой. Она провела кончиками пальцев по его лицу.
– Всегда, – прошептала она ему на ухо. – Я всегда ждала тебя. Поэтому доверься мне. Доверься себе.
Он резко втянул воздух и оттолкнул ее. Она потеряла равновесие и ухватилась за кровать, но когда выпрямилась, то увидела, что Роберт протянул ей руки.
Он не смотрел на нее, он опустил глаза. Но теперь она знала, что он боролся не с ней.
Он боролся с собой.
О, Роберт.
Она завязала шелковый галстук вокруг его запястий, а затем – вокруг столбика кровати. Завязала совсем не туго – если он захочет, то сможет освободиться. Но ведь она связывала его не для безопасности, что бы он там себе ни думал. Она связывала его, чтобы он мог расслабиться. Чтобы он мог не бояться себя. Потому что он нуждался в этом. Она боялась спросить почему.
Он задрожал, когда она расстегнула его ремень и шорты.
Несмотря на все его возражения и страхи, не было никакого сомнения, что он возбужден. Даже сквозь шорты было видно, как вздымается его член – большой, мощный, твердый. Она так много хотела бы сказать ему – как он красив, как она хочет его и какими способами она его хочет, спросить, что он любит в сексе, рассказать, что нравится ей, или хотя бы просто нарушить тишину в комнате.
Но она этого не сделала, потому что таковы были правила. Она лишь слегка коснулась его восставшего члена, хотя ей хотелось скользнуть рукой ему в трусы и обхватить этого мощного монстра пальцами. Она даже не стала снимать с него боксеры – решила оставить это на потом.
Он дал ей так много – свои деньги, свое время, спокойствие, уверенность, заботу о Мелиссе. Но это был самый ценный подарок из всех – он подарил ей свое доверие. И она ни в коем случае не собиралась злоупотреблять этим.
Поэтому она только положила руки ему на плечи.
– Просто чтобы помочь тебе лечь, – тихо сказала она. – Садись. Да, вот так.
Этот человек был ранен и искорежен, она боялась подумать, как и чем, и она не могла этого исправить. Но он был таким, каким был, – неотразимой суммой самых противоречивых, несочетаемых, невозможных черт. И она хотела его таким.
Джинни уложила его на кровать.
– Так хорошо?
