Поэтому Роберт кивнул, Келли покачал головой, но спорить не отважился.
– Я вас понял.
Келли был хорошим парнем из хорошей семьи, и его явно смущали и такая жестокость, и такие интриги, пусть даже во имя справедливой мести. Роберт ценил то, что уайеттовские игры не вызывали у Келли энтузиазма, как и то, что Келли при этом безоговорочно выполнял его распоряжения.
– Я буду недоступен по телефону несколько часов, – сказал Роберт. – Шлите сообщения.
– Да, сэр.
Роберт снова кивнул и пошел к машине, но по пути обернулся.
– Келли?
– Да, сэр?
– Спасибо. Я знаю, что это далеко за пределами ваших обязанностей, но… – На самом деле это было не просто за пределами обязанностей Тома, но граничило с преступлением. – Но я ценю все, что вы сделали для меня и моей матери. Так что спасибо вам.
– О… Ну… Не за что, сэр, – в замешательстве ответил Келли, не привыкший, как и все остальные сотрудники Роберта, слышать комплименты.
– На пляж, – решительно сказал Роберт, подходя к машине. – Отвезите нас полюбоваться на звезды. Пожалуйста.
Реджинальд кивнул, открывая дверь для Роберта. Только когда дверь лимузина закрылась, оставив его наедине с Джинни, Роберт вздохнул с настоящим облегчением. Его сразу же окутал аромат шампанского и апельсинов, и он почувствовал, как узел в его животе наконец ослаб.
– Что там? – спросила она, сразу садясь рядом с ним и положив голову ему на грудь. Сам не заметив как, Роберт обнял ее за плечи и прижал к себе. После всего, что случилось, это казалось ему вполне естественным жестом.
– Все хорошо, – сказал он, думая, что, по крайней мере, ближайший час все так и будет.
Вместо ответа ее рука скользнула под его смокинг. Джинни расстегнула жилет и положила руку ему на живот. Это простое прикосновение заставило его сердце взмыть вверх.
Она опустилась на колени на пол лимузина и прижалась грудью к его груди. Ее аромат, теплый и манящий, обволакивал Роберта.
Он мог опьянеть от одного этого запаха. Он уже опьянел.
– Какие у нас сегодня правила? – тихо спросила Джинни.
Здесь, в темном салоне его лимузина, были только он и она. Женщина, которая была рядом с ним в один из самых трудных моментов его жизни и после этого все еще хотела его. Не его состояние или его имя – его самого.
Он хотел бы отдать ей много больше. Но у них была только одна ночь. Поэтому он сказал:
– Те же самые.
Но на этот раз не потому, что он боялся навредить ей. Роберт знал, что этого не случилось бы. Нет, на этот раз ему нужно было напоминание, что она не принадлежит ему и что он не может ее удержать.
Если бы он только мог… Но это небезопасно. Не сейчас.
Ему показалось, что за ее улыбкой пряталось разочарование, но он не мог различить этого в полутьме лимузина.
– Тогда протяни руки.
Роберт повиновался. Это было правильное решение. Это удержит его от того, чтобы быть Уайеттом, тем человеком, каким хотел видеть его отец. Сегодня вечером Роберт приблизился к этому человеку ближе, чем когда бы то ни было. Сегодня это было необходимо, но Роберта пугало, что в нем открылась эта темная сторона личности.
Оказалось, он был способен на довольно подлые вещи, если обстоятельства к этому вынуждали.
Но только не по отношению к ней.
Он доверял Джинни, сегодня вечером еще больше, чем прежде. Ему нужна эта последняя ночь с ней. Потом он ее отпустит.
Джинни связала его протянутые руки шелковым галстуком. Потом привстала, насколько позволяла высота машины, и медленно подняла вверх свою широкую юбку. Роберт увидел, что на ней не было трусиков, и застонал. Джинни оседлала его, потом подняла вверх его связанные руки и нырнула головой в кольцо его рук. Получилось, что он обнимал ее за шею. Это было непривычно для Роберта, непривычно и необходимо. Сейчас ему нужно было чувствовать ее вокруг себя, внутри себя, везде.
В последний раз.
Она откинулась назад и нащупала застежку его брюк.
– Джинни… – простонал он.
– Ш-ш-ш… – Она прижала палец к его губам. – Тихо. Молчи.
В этот момент лимузин повернул, и Джинни пришлось ухватиться за лацканы его смокинга. Роберт почувствовал, как крепко она сжала бедра, пытаясь удержаться на нем. Она была такой сильной! И Роберту это нравилось.
– Молчи, – повторила Джинни, отпуская его лацканы. – А не то…
Вызов в ее голосе возбудил в Роберте бурю желаний и фантазий. Она уже связала его. Как далеко она готова зайти?
– А не то что? – услышал он свой хриплый голос.
Она снова начала расстегивать его брюки, член Роберта налился и рвался наружу.
– А не то, – прошептала она, наклонившись вперед и касаясь губами его уха, – я буду трогать тебя. Очень, очень медленно.
В подтверждение своих слов она крепко обхватила ствол Роберта через ткань боксеров. У него перехватило дыхание. Это было больше, чем он мог вынести, много больше, но все же недостаточно.
– Вот так, – прошептала она, ее прерывистое дыхание ласкало его кожу. – И даже еще медленнее.
Ее пальцы забрались под пояс его боксеров и крепче обняли член, и она с мучительной неспешностью стала двигать рукой вверх и вниз. Она касалась его, он ей это позволил, это было совершенно новое ощущение, и никогда за всю свою жизнь он не был так возбужден. Роберт застонал.
– Ты нарушаешь правила! – сказала Джинни, перемещаясь так, чтобы его ствол головкой упирался в ее лоно. – Тогда и я их нарушу и буду трогать тебя еще и вот здесь.
Ее рука скользнула вниз, обхватила его яички, и Джинни стала очень нежно перебирать их пальцами.
– Джинни… – простонал он, совершенно беспомощный перед ней.
– Ах так! Тогда я остановлюсь. – Она убрала руку и торжествующе улыбнулась, когда из его груди вырвалось рыдание. – Ну как, ты будешь молчать, или мне придумать тебе новое наказание?
Он кивнул, потом помотал головой. Это было все, что он мог сделать.
– Тогда ладно, – сказала она и стала сантиметр за сантиметром опускаться на его вздыбленный член, пока не приняла его в себя полностью.
– Расслабься, – сказала она, задыхаясь. – Просто будь со мной, Роберт.
– Навсегда, – ответил он, нарушая все правила.
Она навсегда останется в его памяти, вместе с этой чудесной минутой, когда они были нужны друг другу, были друг для друга всем.
В последний раз.
Машина внезапно остановилась, и Джинни вцепилась в его смокинг, чтобы не упасть. Он удержал ее своими связанными руками и прижал к себе. Роберт проклинал себя за то, что выбрал прежние правила, а значит, и одежду, потому что он хотел бы сейчас увидеть ее полностью обнаженной, почувствовать ее тело всем своим телом.
