Байрон усилием воли заставил себя подняться. Он с трудом дополз до стены, опираясь на рукоять хлыста. Прислонившись спиной, он направил луч на одного охранника, затем на другого. Они не оказали никакого сопротивления. Байрон оглянулся на Джилберта. Тот выключил свой визисонор и потирал рукой щеку.
– Спасибо, – прошептал юноша.
– Не теряй времени! Беги к Артемиде! Скорее!..
Байрон понял, что тот прав. Его нога нестерпимо болела, но промедление грозило гибелью. Он поправил носок, перевязал шнурки на ботинках. Один хлыст у него уже был, но он вспомнил про второй и прихватил его тоже.
Подойдя к двери, он остановился и задал Джилберту мучивший его вопрос:
– Что ты дал им увидеть?
– Не знаю. Я не могу это контролировать. Я только вложил в прибор все свои силы, а остальное добавили их внутренние комплексы. Не теряй времени на болтовню! Ты не потерял схему, как добраться до комнаты Артемиды?
Байрон отрицательно покачал головой и выскочил в коридор. Там было пусто. Он не мог передвигаться быстро, поэтому попытался изобразить, что просто вышел прогуляться.
Глянув на часы, он вспомнил, что не выставил их по местному, родийскому времени. Они все еще показывали время, которым пользовались на борту космического корабля. При таком отсчете сто минут составляли час, а тысяча – день. Сейчас на них высвечивалось 876, и это ничего не значило на Родии.
Стены всегда имеют глаза и уши, и Байрон почувствовал это почти сразу же, как только вышел в коридор. Поэтому он торопливо сверился со схемой Джилберта и повернул вправо. Остановившись у двери в конце коридора, он коснулся рукой фотоэлемента. Дверь распахнулась.
– Входите, молодой человек.
Это была Артемида. Байрон скользнул в комнату, и дверь закрылась. Он, ничего не говоря, смотрел на девушку. Странно, подумал Байрон, но наибольшее значение для меня имеет сейчас то, что на мне несвежая и продранная у плеча рубашка, а на лице, должно быть, видна свежая ссадина.
Кроме того, ему захотелось немедленно вычистить ботинки.
Она подвела его к креслу, усадила и взволнованно спросила:
– Что случилось? Что с твоей ногой?
– Поранился, – коротко ответил он. – Ты готова бежать?
Она просияла.
– Значит, ты берешь нас с собой?
Но Байрон еще и сам не знал, как ему поступить. Его нога ужасно саднила, и он украдкой потирал голень рукой.
– Как добраться до корабля? – спросил он. – Я намерен как можно скорее покинуть эту чертову планету. Если хочешь следовать за мной, могу прихватить тебя за компанию.
Она вспыхнула:
– Ты мог бы быть и повежливее. Ты с кем-то дрался?
– Да. С охраной твоего отца, намеревавшейся арестовать меня. Они забыли о моих священных правах.
– О! Извини.
– И ты извини меня. Ничего нет странного в том, что тиранийцы более пятидесяти лет помыкают нами. Ведь мы сами охотно помогаем им в этом. Люди, подобные твоему отцу, пойдут на все, лишь бы удержаться у власти; они даже готовы забыть кодекс чести джентльмена! Впрочем, какая разница?
– Я уже попросила прощения, Господин. – Она надменно произнесла этот титул. – Но, пожалуйста, не считай, что ты вправе осуждать моего отца. Ты слишком мало о нем знаешь.
– Я не хочу обсуждать это. Нам нужно спешить, пока не подоспела стража. Ладно, я не хотел оскорбить твои чувства. Все в порядке. – Байрон не вполне владел собой, но, черт возьми, его не каждый день секли нейронным хлыстом, и ему это решительно не понравилось. И потом, они покушались на его свободу! Разве этого мало?
Артемида разозлилась. Не на отца, конечно, а на этого глупого молодого человека. Что он возомнил о себе? Он слишком молод, почти ребенок, вряд ли старше ее, как ей показалось; и вообще…
Раздался звук коммуникатора, и она торопливо сказала:
– Пожалуйста, подождите минутку, и мы пойдем.
Это был голос Джилберта. В нем звучал страх.
– Арта! В твоем крыле все в порядке?
– Он здесь, – ответила Артемида.
– Отлично! Ничего не говори, только слушай. Не выходите из комнаты. Его ищут по всему дворцу, и он может попасться им в лапы. Я попытаюсь что-нибудь придумать, но, ради бога, не двигайтесь с места!
Он не стал ждать ответа и прервал связь.
– Значит, так, – сказал Байрон, который все слышал. – Что прикажешь делать – оставаться и, возможно, навлечь на тебя беду или испытать судьбу и попытаться выбраться отсюда?
– Ох, да замолчи же, идиот!
Они замерли, глядя в лицо друг другу. Гнев застилал Байрону глаза. Черт побери, он пытается ей помочь, а она позволяет себе так с ним разговаривать!
Она не выдержала первая и, отведя глаза в сторону, прошептала:
– Извини.
– Все в порядке, – холодно ответил он. – Ты только высказала свое мнение.
– Ты не должен был так говорить о моем отце. Ты ведь не знаешь, что такое – быть Правителем. Он служит на благо людей, что бы ты о нем ни думал!
– Ну, конечно же! Он хочет выдать меня Тиранийцам именно на благо людей. Весь смысл именно в этом.
– В некотором роде это так. Он должен подтвердить им свою лояльность. Иначе они могут сместить его и упразднить эту форму правления на Родии. Что же лучше?
– Если дворянин забывает о чести…
– Не думай только о себе. В этом твоя ошибка.
– Мне не кажется, что я не прав, когда не хочу умирать. И я предпочитаю сопротивляться, прежде чем умру. Мой отец боролся! – Он понимал, что ситуация становится мелодраматичной, но эта девчонка словно провоцировала его.
– И чем это помогло твоему отцу? – с издевкой спросила она.
– Ничем. Он был убит.
Артемиде стало стыдно.
– Мне очень жаль. – И добавила, как бы обороняясь: – У меня ведь тоже есть проблемы, как ты знаешь.
Байрон опомнился.
– Я знаю. Ладно, ну его все ко всем чертям!
Ноге его стало несколько легче, и Байрон слабо улыбнулся.
Артемида попыталась изменить тему:
– Знаешь, а НА САМОМ ДЕЛЕ ты не урод!
Байрон глупо улыбнулся:
– Ну, если…
Внезапно Артемида рукой зажала ему рот. Они замерли, глядя в сторону двери.
Снаружи, в коридоре, раздался топот множества ног. Затем топот прекратился, и в дверь позвонили.
Джилберт работал быстро. Сперва он спрятал свой визисонор. Затем вызвал капитана охраны. Он продемонстрировал ему двух лежащих охранников и поведал о том, что арестованный сбежал.
Капитана это огорошило. Попытавшись привести своих подчиненных в чувство, он обратился к Джилберту:
