Это все благодаря кораблю!
Если бы его сразу отвели на корабль, ему не пришлось бы так долго ждать, когда восстановятся перегоревшие клетки мозга.
– Теперь не волнуйся, – тихо сказал он в темноте Валоне. – Сейчас ты почувствуешь вибрацию и услышишь шум. Это двигатели. Потом на тебя навалится тяжесть, но это всего лишь ускорение.
У флоринианцев не было подходящего слова, и Рик использовал другое, которое вспомнилось само. Однако Валона все равно ничего не поняла.
– Это больно?
– Скорее неудобно, поскольку у нас с тобой нет специальной экипировки, которая компенсировала бы перегрузки. Но все закончится быстро. Встань у стены, а когда почувствуешь, что тебя к ней придавило, расслабься. Готова? Сейчас начнется.
Рик встал у правой стены. Рокот маршевых гиператомных двигателей нарастал, вектор гравитации изменился, и вертикаль стены начала превращаться в диагональ.
Валона всхлипнула, потом замолчала, тяжело задышав. Оба они хватали ртом воздух. Их легкие в сдавленных грудных клетках, не защищенных ремнями и гидравлическими амортизаторами, с трудом старались сделать вдох. Рику удалось произнести несколько слов, не вдумываясь в их смысл, лишь бы унять страх Валоны перед неведомым. Этот страх должен был ее переполнять. Корабль – это всего только чудесный корабль, но она никогда прежде не бывала на кораблях.
– Еще, конечно, остается прыжок, во время которого мы пройдем через гиперпространство и мгновенно преодолеем расстояние от звезды до звезды. Но ты не волнуйся, мы ничего не почувствуем, – сущая чепуха по сравнению с ускорением, просто в животе чуточку дернется, и все, – бормотал он, по буквам выдавливая слова.
Это продолжалось довольно долго.
Постепенно давление на грудь уменьшилось, невидимые узы в последний раз натянулись и лопнули. Рик с Валоной, задыхаясь, повалились на пол.
– Рик, тебе плохо? – спросила она через какое-то время.
– Мне? Плохо? – Он слабо засмеялся.
Он еще толком не перевел дух, но не мог не смеяться при мысли, что ему может стать плохо на корабле.
– Лона, я долгие годы прожил в космосе. Мне случалось по нескольку месяцев не приземляться на планеты.
– Почему? – Она подползла поближе и погладила рукой его щеку, словно убеждаясь, что он никуда не делся.
Рик обнял ее за плечи, и Лона прижалась к нему, охотно принимая это изменение в их отношениях.
– Почему? – повторила она.
Он не помнил. Так было, и все. По каким-то причинам он ненавидел высаживаться на планеты. Он должен был оставаться в космосе. Почему? Еще один провал. Ладно, пока замнем.
– Такова была моя работа.
– Да, я помню. Ты анализировал Ничто.
– Верно, – с удовольствием согласился он. – Именно этим я и занимался. Знаешь, что это означает?
Рик не ждал, что Лона его поймет, но ему хотелось выговориться. Он упивался воспоминаниями, радовался, как пьяный, тому, что может вызвать их по щелчку ментального «пальца».
– Дело в том, что Вселенная состоит из сотен различных субстанций. Мы называем их химическими элементами. Железо, медь и многое другое.
– Я думала, это металлы.
– Да, металлы, но в то же время – элементы. Еще есть кислород, азот, углерод, палладий… Самые главные – водород и гелий, они наиболее простые и распространенные.
– Никогда о таких не слыхала, – задумчиво протянула Валона.
– Вселенная на девяносто пять процентов состоит из водорода, почти все остальное – это гелий. Космического пространства это тоже касается.
– Нам говорили, что космос – это вакуум, а вакуум значит, что там вообще ничего нет. Так это неправда?
– Не совсем. Там почти ничего нет. Но, как ты знаешь, я был пространственным аналитиком, то есть путешествовал по космосу, собирал микроскопические количества элементов и анализировал их, чтобы понять, сколько в них водорода, сколько гелия и всего прочего.
– Зачем?
– Сложно объяснить. Видишь ли, комбинации элементов в космосе везде разные. Где-то гелия больше нормы, где-то – натрия и так далее. Области с особенным составом текут в космосе, подобно рекам. Мы так их и называем: космические течения. Для того чтобы понять, как возникла и развивалась Вселенная, нужно разобраться в устройстве этих течений.
– И как это поможет?
– Ну, точно пока никто не знает, – замялся Рик.
Он испугался, что гигантский запас познаний, в котором теперь утопал его мозг, может внезапно закончиться, сменившись клеймом «неизвестно» из-за вопроса, заданного… Внезапно он понял, что Валона – всего-навсего деревенская девчонка с Флорины.
– Короче, – торопливо продолжил он, – мы определяем плотность… как бы тебе объяснить… ну, пусть будет – густоту космического газа в различных областях галактики. Она тоже везде разная, и нам нужно ее знать, чтобы корабли могли точно рассчитать прыжок через гиперпространство. Это похоже на… – Он умолк.
Валона напряженно ждала, но Рик молчал.
– Рик, что случилось? – хрипло прошептала она в темноте.
Он не ответил. Валона схватила его за плечи и потрясла:
– Рик! Рик!
– Лона, мы поступили глупо.
Голос принадлежал тому, старому, Рику, слабому и испуганному. Вся радость и уверенность исчезли бесследно.
– Ты о чем? Почему глупо?
В его голове отчетливо встала сцена убийства Пекаря, словно вынесенная на поверхность прочими нахлынувшими воспоминаниями.
– Нам не надо было убегать. И на корабль забираться не стоило.
Рика трясло, Валоне то и дело приходилось вытирать ладонью его покрытый испариной лоб.
– Но почему, Рик, почему?
– Потому что, если Пекарь решился среди бела дня вывести нас в город, следовательно, он не ждал проблем от патрульных. Ты помнишь патрульного? Того, который застрелил Пекаря?
– Да.
– И лицо его помнишь?
– Я лица не разглядела.
– А я разглядел. Оно показалось мне тогда странным, но обдумывать было некогда. Лона, это был не патрульный! Это был староста. Староста в мундире патрульного.
Глава 8
Леди
Сэмия Файф была всего пяти футов ростом, и все эти шестьдесят дюймов кипели от раздражения. На дюйм роста приходилось полтора фунта веса – и каждый из ее девяноста фунтов был шестнадцатью унциями чистого гнева.
Она металась из угла в угол. Темные волосы собраны в высокую прическу, каблуки увеличивали рост. Узкий, с ямочкой подбородок дрожал.
– Нет, – бормотала она, – он не должен, не может так со мной поступить. Капитан!
