Тиренс с удовольствием погрузился в тень Нижнего города. Шел твердо, как настоящий патрульный, помахивая дубинкой-парализатором. Улицы пустовали. Народ попрятался по домам. Оно и к лучшему.
Тиренс придирчиво выбирал убежище. Логично было бы остановиться на каком-нибудь доме побогаче, из разноцветных пластмассовых панелей и с поляризованными стеклами в окнах. Законы бедности суровы, беднякам нечего терять. А вот тот, кому есть, из кожи вон вылезет, чтобы помочь «патрульному».
Тиренс свернул на дорожку к подходящему дому, стоявшему в стороне от проезжей части – тоже один из признаков зажиточности. Он сразу понял, что не придется ни барабанить в дверь, ни выламывать ее: за окном кто-то мелькнул (сколько же поколений потребовалось, чтобы флоринианцы приучились нюхом чуять приближение патрульного?). Дверь ему отопрут.
Так оно и оказалось.
Дверь открыла девушка, глаза – два больших круга в белой оправе. Совсем подросток, нескладная в своем платье с оборочками, свидетельствовавшем об усилиях, которые прилагали родители, стремясь показать, что они не какое-то там «флоринианское отребье». Девочка, взволнованно дыша, отступила, пропуская Тиренса.
– Твой отец дома? – спросил он, захлопывая за собой дверь.
– Па! – закричала она. Потом добавила, уже тише: – Да, сэр.
Из соседней комнаты медленно появился сконфуженный «па». Он, несомненно, знал о приближении патрульного. Просто отправить открывать дверь дочку было безопаснее. Девочка меньше рискует огрести дубинкой, если патрульный окажется в скверном настроении.
– Имя? – гаркнул Тиренс.
– Джейкоф, к вашим услугам.
В одном из карманов мундира нашелся тонкий блокнот. Староста открыл его, сделал вид, что сверяется с чем-то, поставил жирную галочку и сказал:
– Да, верно, Джейкоф. Я хочу увидеть всех членов твоей семьи. Быстро!
Если бы не эмоциональный упадок, оставивший на его долю лишь безнадежную опустошенность, Тиренс мог бы даже получить удовольствие. Оказалось, власть действительно вводит в искушение.
В комнату вошла взволнованная женщина, на руках у нее хныкал ребенок лет двух. За ней – встретившая Тиренса девочка и мальчик помладше.
– Все собрались?
– Все, сэр, – почтительно ответил Джейкоф.
– Можно я уложу малышку? – нервно спросила женщина. – Ей пора спать.
Она прижала к себе ребенка, словно вид невинного создания мог растопить сердце патрульного. Тиренс даже не взглянул в ее сторону. Патрульный так бы и поступил, а он – патрульный.
– Уложи и сунь ей соску, чтобы не визжала. Так, теперь с тобой, Джейкоф.
– Слушаю, сэр.
– Ты ведь ответственный малый, я прав?
Туземец, сколько бы лет ему ни было, всегда «малый».
– Да, сэр. – Джейкоф приосанился, сверкнув глазами. – Я – служащий предприятия общественного питания. Изучал математику. Умею делить на многочлен, даже логарифмы «брать».
«Ага, – подумал староста, – показали тебе, как пользоваться логарифмической линейкой, и научили выговаривать умное слово».
Он знавал таких типов. Этот гордился своими «логарифмами», как иной нобиль – космояхтой. Еще бы! Поляроид в окнах добыт логарифмами, а цветные пластиковые панели кричат об умении делить столбиком. Его презрение к туземным неучам могло сравниться лишь с презрением нобилей ко всем флоринианцам разом, а его ненависть была даже сильнее, ведь ему приходилось жить среди тех, с кем его равняли другие, более удачливые.
– И ты веришь в торжество закона и доброту нобилей. Так, парень? – Староста вновь многозначительно сверился с блокнотом.
– Мой муж – хороший человек, – неуверенно встряла женщина. – У нас никогда не было проблем с законом. И детей ровно столько, сколько положено. Мы всегда…
– Да-да, – отмахнулся Тиренс. – А теперь, парень, послушай меня. Я хочу, чтобы ты составил список всех своих знакомых из этого квартала. Имена, адреса, занятия, нравы. Особенно нравы. Если кто-то склонен к бузе, я хочу это знать. Мы собираемся все тут хорошенько вычистить, ясно?
– Так точно, сэр. Во-первых, Хастинг, что живет чуть дальше нас по улице. Он…
– Нет-нет, возьми лист бумаги, сядь вон туда и все запиши. Все, что знаешь. И не торопись, я ваши туземные каракули с лупой разбирать не намерен.
– У меня хороший почерк, сэр.
– Вот сейчас и проверим.
Джейкоф уселся корпеть над листком, медленно выводя буквы. Жена заглядывала ему через плечо.
– А ты, – приказал Тиренс девочке, – встань у окна и, если появятся другие патрульные, дай знать. Хочу кое с кем из них потолковать. Сама их не зови, сразу скажи мне.
Наконец-то он мог расслабиться. На краткое время ему удалось отыскать укромную норку в море опасности. В доме было тихо, только громко чмокала малышка в люльке. А если приблизится враг, Тиренса предупредят, и он успеет сбежать.
Теперь он мог сосредоточиться и подумать.
Во-первых, с личиной патрульного пора было кончать. На всех выездах из Города уже наверняка стоят кордоны. И они знают, что он не сможет воспользоваться ничем сложнее диамагнитного скутера. Совсем скоро до заскорузлых мозгов патрульных дойдет: найти беглеца они могут, лишь обойдя квартал за кварталом и обыскав все дома.
А едва до них это дойдет, начнут они, естественно, с окраин к центру. Дом Джейкофа обыщут одним из первых, так что рассиживаться Тиренсу тут некогда.
До сих пор патрульная форма была полезна. Местные не задавали вопросов, даже не вглядывались в бледное флоринианское лицо. Взгляд им застил серебряно-черный мундир.
Вскоре идущие по его следу ищейки сообразят и это. Тогда местным жителям будет отдан приказ сообщать обо всех патрульных, которые не смогут предъявить надлежащие документы. В особенности – о светлокожих блондинах. Всем настоящим патрульным выдадут временные идентификационные карточки. За Тиренса назначат награду. Даже если лишь одному из ста флоринианцев достанет смелости потребовать документы у сомнительного патрульного, этого будет достаточно.
Маску патрульного придется снять.
Так, с этим ясно. Теперь следующее. Отныне нигде на планете Тиренс не будет чувствовать себя в безопасности. Убийство патрульного карается смертью. За ним будут гоняться и через пятьдесят лет – если, конечно, ему удастся протянуть столько. Значит, с Флорины пора убираться.
Как?
Положим, один день он еще протянет: если судьба расщедрится, патрульные проявят максимум тупости, а самому Тиренсу очень повезет. С другой стороны, это – его преимущество: двадцатью четырьмя часами жизни вполне можно рискнуть. Следовательно, Тиренс способен пойти на такое, что не придет в голову ни одному здравомыслящему человеку.
Он встал.
