– Я подумаю, – сказал Абель и посмотрел на Файфа.
Нобиль опустил взгляд. После долгого молчания он произнес:
– Я тоже подумаю.
– Поторопитесь. – Юнц хрипло засмеялся. – Вся эта история с кыртом скоро получит огласку, вам ее не замолчать. После чего вы утратите свободу действий. Пока же у вас сохраняется возможность на более выгодную сделку.
Тиренс выглядел совершенно оглушенным.
– Это правда? – повторял он. – Неужели это правда? Неужели Флорина погибнет?
– Правда, – ответил Юнц.
Тиренс развел руками и бессильно их уронил.
– Насчет бумаг Рика. Я спрятал их среди бумаг по демографической статистике у себя дома. Засунул в архивы столетней давности. Там никому бы не пришло в голову искать.
– Послушайте, – сказал Юнц, – я уверен, мы сможем заключить договор с МПБ. Нам понадобится человек, хорошо знающий местное население, который поможет все им растолковать, организовать эвакуацию, подобрать новые планеты для расселения беженцев. Хотите помочь?
– И переиграть всех, вы это имеете в виду? Уйти от наказания за убийство? Почему бы и нет? – В глазах старосты стояли слезы. – Но я все равно останусь в проигрыше. У меня не будет родины, не будет дома. Мы все – проигравшие. Флоринианцы потеряют планету, Сарк – свое богатство, Трантор – шанс этим богатством завладеть. Победителей не будет.
– Если не считать победителями население обновленной галактики, – мягко возразил Юнц. – Галактики, свободной от угрозы звездной нестабильности, галактики, где кырт станет доступен всем, а мы вплотную приблизимся к политическому единству. Целый квадриллион
[3] победителей. Люди всей галактики – вот кто победит.
Эпилог
Год спустя
– Рик! Рик! – Селим Юнц, раскинув объятия, торопливо шагал к приземлившемуся кораблю. – И Лона тут! Ни за что бы не узнал вас обоих. Ну как вы? Как дела?
– Лучше и пожелать нельзя. Вижу, до вас дошло наше письмо, – сказал Рик.
– Еще бы. Ну что вы обо всем этом думаете?
Втроем они направились в офис Юнца.
– Этим утром мы побывали в нашем старом поселке, – грустно ответила Валона. – Поля совсем опустели.
Она теперь одевалась как жительница империи, а не крестьянка с Флорины.
– Понимаю, безрадостное зрелище для того, кто там жил. Оно навевает тоску даже на меня, но я все-таки останусь здесь до последнего. Регистрация излучения флоринианского солнца представляет огромный научный интерес.
– За год удалось переправить столько людей! Организация просто великолепна!
– Стараемся, как можем, Рик. Ох, извини, наверное, лучше бы звать тебя твоим настоящим именем?
– Пожалуйста, не надо. Я сам им никогда не пользуюсь. Я – Рик. Это все еще единственное имя, которое я помню.
– Вы уже решили, возвращаетесь в пространственный анализ или нет?
– Решил. Мой ответ – нет. – Рик покачал головой. – Я никогда не восстановлю в памяти все, что нужно. Эта часть моей жизни ушла навсегда. Давайте не будем об этом. Я вернусь на Землю… Кстати, я очень надеялся повидать старосту.
– Не получится. Он сегодня уехал. Думаю, ему как раз очень не хотелось с вами встречаться. Он подавлен чувством вины. Вы не держите на него зла?
– Нет. Он ведь хотел как лучше. К тому же моя жизнь действительно изменилась в положительную сторону. Например, я встретил Лону. – Рик обнял девушку за плечи, и та посмотрела на него с улыбкой. – Кроме того, он в каком-то смысле меня излечил. Я вспомнил, почему стал пространственным аналитиком. И почему треть аналитиков – уроженцы Земли. Если ты родился на радиоактивной планете, то растешь в страхе и неуверенности. Любая ошибка может оказаться смертельной, а сама поверхность планеты – твой главный враг. В нас глубоко укореняется некая тревожность, Юнц, мы боимся планет и счастливы только в космосе. Лишь там мы чувствуем себя в безопасности.
– А теперь тревожность прошла, да, Рик?
– Абсолютно. Не помню, чтобы когда-нибудь чувствовал себя настолько спокойно. Вот так-то. Староста настроил психозонд, чтобы убрать тревожность, но не потрудился отрегулировать интенсивность. Ведь он полагал, что имеет дело с простой, поверхностной проблемой. Вместо этого зонд обнаружил глубинный, застарелый комплекс и избавил меня от него. В каком-то смысле оно того стоило, хотя вместе с тревогой потеряно многое другое. Больше мне не нужно оставаться в космосе. Я могу вернуться на Землю и работать там. Земле нужны люди – и всегда будут нужны.
– Рик, а почему бы нам не сделать для населения Земли то, что мы делаем для Флорины? – спросил Юнц. – Зачем землянам жить в страхе и неуверенности? Галактика велика.
– Нет! – с напором воскликнул Рик. – Здесь иной случай. У Земли есть прошлое, Юнц. Мало кто верит, но мы-то знаем, что Земля – это колыбель человечества.
– Ну, может быть. Так это или нет – лично я настаивать не берусь.
– Это так. Нашу планету нельзя покидать ни в коем случае. Когда-нибудь мы изменим ее, вернем ей истинный вид. А до тех пор… До тех пор мы останемся.
– Я теперь тоже землянка, – тихо сказала Валона.
Рик посмотрел вдаль. Верхний город светился как всегда, вот только больше там никто не жил.
– Сколько человек уже покинуло Флорину? – спросил он.
– Около двадцати миллионов. Чем дальше, тем медленнее продвигается работа. Эвакуация должна проходить сбалансированно, а люди должны как-то поддерживать хозяйство – пусть даже осталось всего несколько месяцев. Переселенцы пока в основном находятся во временных лагерях на других планетах. Это – неизбежные трудности.
– Когда Флорину покинет последний человек?
– Никогда.
– То есть?
– Староста в неофициальном порядке попросил разрешения остаться. И ему разрешили. Тоже неофициально. Огласке это предавать не будут.
– Хочет остаться? – изумленно спросил Рик. – О, великий космос, но зачем?
– Я не знаю, – ответил Юнц. – Думаю, что его объяснения будут сродни вашим. Он чувствует то же, что земляне. Говорит, ему невыносима сама мысль, что Флорина умрет в одиночестве.
Камешек в небе
Глава 1
Между двумя шагами
За две минуты до своего внезапного исчезновения Джозеф Шварц прогуливался по приятным ему улицам пригородного Чикаго, цитируя про себя Браунинга.
В некотором смысле это было странно, поскольку Шварц едва ли производил впечатление человека, увлекающегося поэзией. Он выглядел именно тем, кем был: портной на пенсии, которому серьезно не хватало того, что сегодняшние умники называют «общим образованием». Благодаря своему стремлению к знаниям он много читал. И хотя его чтение носило бессистемный характер, Шварц знал много «отовсюду понемножку»: память у него была великолепная.
