Когда слово дают Грачеву, он признает: «Виноват в нанесении бывшей жене тяжких телесных. Других преступлений по отношению к Маргарите не совершал. В лес Рита ехала добровольно, о каком похищении может идти речь? И потом, я вывозил ее за город для совершения другого преступления. Нельзя же судить меня сразу за два! Я хочу объяснить, откуда появились эти дополнительные обвинения. Когда Рита, ее мама и адвокаты посмотрели, какой срок мне грозит, то решили, что 8–9 лет — это мало. И вот тогда они придумали, что надо сфабриковать еще другие обвинения, чтобы срок был больше».
На вопрос, почему он решил отрубить Маргарите руки, Дмитрий ответит: «Почему? Ну потому, что не ноги».
Задавая вопросы бывшей жене, Грачев доходит до интимных тем и настаивает на удалении из зала прессы и свидетелей. Судья удовлетворяет просьбу подсудимого.
— Знакомы ли вы с Александром Ч.?
— Да, он работает водителем в нашей редакции.
— Какие между вами и Александром Ч. отношения? Были ли у вас встречи не по работе?
— Отношения рабочие, встречи не по работе были.
— Ходили ли вы с ним в кино?
— Да, вчетвером, с его дочерью и моим старшим сыном.
— Кто помогал заменить шины на вашем автомобиле на зимние?
— Водитель Александр Ч. Грачев на мои просьбы сменить резину не реагировал. Отвечал: «Тебе надо, ты и меняй». Я еще спрашивала, неужели ему безразлична безопасность жены и детей?
— Когда Александр Ч. помогал с машиной, в рабочий день или в выходной, сколько времени вы в нерабочее время находились на работе, когда он менял колеса?
— Это был выходной день, точного времени, которое ушло на смену колес, я не помню.
— Знаете ли вы, где находится дом Александра Ч.?
— Знаю дом, однажды мы отвозили его дочку домой в перерыве между доставкой газет.
— Признавались ли вы 11 декабря в супружеской измене?
— Нет.
На этом «интимные» вопросы Грачева заканчиваются. Судья уточняет:
— Это все, о чем вы хотели спросить потерпевшую в отсутствие слушателей и прессы?
— Да, Ваша честь, я рассчитывал на другие ответы.
Свое последнее слово в суде Грачев завершил стихами собственного сочинения:
Обернувшись назад, пребываю я в недоуменье,
Попрекал, осуждал, очень редко кого-то прощал,
Если б понял я раньше, что в жизни спасенье в прощенье,
То в тюрьму не попал бы, и это бы здесь не читал.
Спустя полтора месяца во время апелляции в областном суде по видеосвязи Грачев заявит: «Что это за приговор для меня — 14 лет, Ваша честь, ну ладно 8–9, еще куда не шло, но 14?! Это что называется, терять уже нечего. Почему ко мне относятся, как к какому-то закоренелому преступнику? Все мои знакомые отзываются обо мне исключительно положительно, я всегда вел правильный образ жизни, в отличие от потерпевшей, которая вела аморальный образ жизни».
Какое уж тут раскаяние?
* * *
— Рита, о чем тебя спрашивают чаще всего?
— Один из самых частых вопросов: «А что, убежать было действительно невозможно?» Да, это было нереально. Грачев вывез меня в безлюдное место вдали от города, ключи от машины были у него в кармане. Если бы я побежала, он бы меня догнал или просто поехал бы за мной на машине. Выпрыгнуть из нее на ходу я не могла, двери были заблокированы. У меня были связаны руки. Я кричала, но в лесу меня никто не слышал. Когда попробовала отползти от пня, он стал рубить топором ноги. Мне казалось, что он может ударить и по шее. Я не знаю, как я могла бы убежать?
— Чего тебе больше всего не хватает в твоей новой жизни, по каким моментам ты особенно скучаешь?
— По рукам и по работе. Я не умею писать, больше не могу делать с детьми поделки, мне это очень нравилось, наши поделки всегда были одними из лучших в садике. В первые месяцы хотелось читать самой, но мне нечем было перевернуть страницы… Мне не хватает моего прежнего ритма жизни, раздражает, что сейчас у меня слишком много свободного времени.
— Тебя удивила поддержка прессы?
— Я не знаю, что больше тронуло журналистов, жестокость преступления, его бессмысленность, желание помочь нам или мое поведение? В любом случае спасибо тем, кто старался выдавать объективную информацию и поддерживал нас. Широкая огласка помогла, в том числе и при вынесении приговора. И мне хотелось бы сказать, что никого из прессы мы не зазывали и не подкупали, а то и такие версии тоже приходилось слышать от людей. Я принимала далеко не все предложения об интервью и съемках, ведь у меня дети, к тому же одеться и привести себя в порядок без рук — дело не быстрое, иногда просто не было сил и желания вновь говорить на эту тему.
— Что в этой истории самое страшное?
— То, что ничего нельзя изменить. Мама говорит, что в первый день, сразу после ампутации кистей рук, я все повторяла, что мне страшно, имея в виду Грачева, но я этого не помню… Левая кисть и то, что осталось от правой, почти всегда болят. Это не острая, скорее ноющая боль. Но она всегда со мной. Я стараюсь не думать об этой боли…
— Тебе страшно вспоминать 11 декабря?
— Меня много раз об этом дне спрашивали следователи, адвокаты, помощник прокурора, журналисты, знакомые. Мне кажется, что я уже научилась воспринимать случившееся, как будто это было не со мной. Может быть, это защитная реакция. Но я не знаю, как все вытерпела, это было страшно, да. И я переживаю за будущее, это тоже правда.
— Ты замечала странное поведение мужа раньше?
— Нет, я не видела никаких предпосылок. Тяжелый характер да, замечала. Но сейчас у каждого второго непростой характер и свои странности. До того как я решила расстаться с Грачевым, рукоприкладства в нашей семье не было. Я бы не стала этого терпеть. Возможно, нужно было обратить внимание на излишнюю дотошность и «любовь» к правде? Не знаю. В общем, маньяка в бывшем муже не разглядела, хотя я, конечно, не специалист.
— Ты изменяла мужу?
— Нет. На развод я решила подать не из-за того, что у меня появился другой мужчина. Мне тогда нужна была поддержка, наверное поэтому я и общалась с Александром, который меня хорошо понимал, потому что сам недавно прошел через развод. Когда шел бракоразводный процесс, мне очень хотелось, чтобы Грачев знал правду, что у нас ничего не было. Тогда это было важно для меня. Сейчас мне все равно, что там думает Грачев — этого человека для меня больше не существует.
— Что в первые дни после трагедии было особенно тяжелым?
— Очень болели руки, и пришитая, и правая, которой уже не было. Мне нельзя было шевелиться, приходилось все время лежать только в одной позе. Болела и зашитая нога. Повернуться в эту сторону я тоже не могла. Я вообще тогда ничего не могла… И мне было очень больно от того, что в день пятилетия старшего сына я не могла быть с ним рядом, с ним в тот день не было никого из родных. Ив моей голове никак не укладывалось, почему же Грачев не подумал об этом. О моем сыне позаботились чужие люди, спасибо им. 14 декабря они организовали для Димы замечательный детский праздник. Сын до сих пор вспоминает этот день. Рассказывает мне: «Мама, ты не представляешь, сколько ко мне пришло людей, и все дарили мне подарки!»
