А зря… потому что затухающая было пьянка с появлением Кати обрела новое дыхание. Хех, как круто она их обчистила-то!!! Даже не знала, что она так умеет, хотя вроде подругами долго были… а может и остаёмся. Общие проблемы людей связывают. Может, теперь помиримся с ней.
Собственно, это я и пыталась сделать, пригласив её сюда. Но что там началось…
Когда мы её споили до своего состояния, компашка угнетённых решила устроить матч-реванш на картах, но уже не на деньги и т. п., а на желания. Я была только сторонним наблюдателем.
Катя выходила сухой из воды. В итоге вся наша дружная братия, помимо меня и Вернера, обязалась завтра полностью вымыть женский и мужской корпуса. А некроманту она уделила особое внимание: несчастный должен был раздеться по пояс (аргументировала тем, что, цитирую: «ты симпатяжка, зачем тебе рубашка?»), прокатить её по коридору и в свободное время научить метать ножи.
Но последний раунд она всё-таки проиграла. Наша шумная братия долго выбирала достойную месть, но Элли категорично заявила: признаться в любви первому встречному в коридоре и страстно поцеловать. И точка.
Возражать никто не решился.
Однако перед исполнением желаний мы решили немного побеситься. Врубили музыку (с помощью амулета, висевшего на шее Риана, барда) на полную катушку, подрались подушками, магией, да всем, чем под руку попадётся, и тут…
Снова стук в дверь.
К нам, то лепеча что-то, то переходя на ор, стал ломиться наш домовой. Если бы он пришёл чуточку раньше… но конкретно на том уровне, которого мы достигли, нам было море по колено. Воздушник просто выкинул несчастного магией, а Катя послала в баню зачем-то позвавшего её ректора. Пару раз приходили недовольные сонные студентки, костеря нас благим матом (как старые бабки, право слово), но их отправляли тем же маршрутом.
Веселье продолжалось.
Когда мы решили перейти к исполнению желаний, было уже глубоко за полночь. Собственно, тех желаний, которые можно было выполнить прямо сегодня, было всего два, так что, Вернер, уже раздетый по пояс (мы, девочки, дружно повздыхали) взял было на руки Катю. Но та вдруг заявила «нет, не то», и, совершив невероятный в их состоянии (да и вообще) акробатически трюк, залезла к некроманту на шею, и с жизнеутверждающим кличем «но, лошадка», отправилась навстречу любви с первого взгляда и страстному поцелую.
А мы, всей дружной похихикивающей компашкой вразвалочку выдвинулись вслед за ними.
Аскалон Эаргомхонвиэль (Эрриа)
Иногда кажется, что выхода просто нет. Ты застрял в однообразном круговороте, у которого нет ни конца, ни начала… Но, сколь сложной ни была бы жизнь, это ощущение ложно, ибо выход можно найти из любой ситуации, кроме смерти.
Этот вывод долго был моим тайны лозунгом, какой-то… надеждой, что ли, которая заставляла не останавливаться. Хотя поводов было немало. Сдаться, опустить руки, смириться… это легко. Но как потом уважать самого себя?
Полукровка – это ургхво клеймо, которое хоть и не нарисовано на лбу, но видно каждому. И ладно бы просто полукровка, скажем, сын эльфа и вампира, или эльфа и оборотня, так нет же: я сын эльфа и ургха. К тому же бастард. А это у нас, в Монвелле, всё равно что родиться червём – смотреть противно, а убивать жалко.
Мой отец, герцог Кедвирский, Ориган Эаргомхонвиэль, дядя императора и регент – фактический правитель Монвелльской империи. Сильнейший маг, искусный дипломат, гениальный стратег и политик, он всегда был для меня эталоном. Неким идолом – далёким, недостижимым, иногда непонятным, но всегда вызывающим восхищение.
При дворе его смертельно боятся, и не безосновательно. Не будь я его сыном, тоже побаивался бы того, кто с лёгкой улыбкой на губах собственноручно отрубил голову двенадцатилетнему подростку, который был подослан соседями-гранхолдцами. Как выяснила наша разведка, мальчику, обычному нищему ворёнку, пойманному на улице (ему не повезло просто потому, что он знал эльфийский), было приказано выкрасть очень важный артефакт, некогда отобранный у Гранхолда в последней нашей войне. В противном случае убили бы его сестру, единственного живого родственника. Кто же заподозрит обычного мальчика-лакея, каких всегда полно при дворе? И всё-таки его поймали. И отец тут же велел его казнить – публично, демонстративно. Чтобы его малодушные враги из монвелльской знати, метящие на место регента, но всегда действующие чужими руками, видели: ничто не проскользнёт мимо зоркого глаза герцога и такого понятия, как сострадание, для него не существует. А с Гранхолдом мы разорвали торговый договор.
Почему-то именно этот день мне запомнился очень хорошо. Мне было десять, я мало что понимал во всём происходящем, но подростка, почти ровесника, мне было жаль. Отец всё с той же жестокой полуулыбкой вытер капли крови, попавшие на лицо, и, развернувшись к собравшимся, прямо с эшафота, будто стоя на пьедестале, произнёс какую-то прочувствованную политическую речь. Я не слушал. Мне вдруг в голову ударило отчётливое осознание: на месте этого пацана мог быть я. Если бы я вдруг совершил бы подобное, не важно, по каким причинам – отец не пожалел бы меня.
От этого осознания у меня, десятилетнего, кровь стыла в жилах.
Моя мама, Элеонора Сонберт, происходит из древнего эльфийского княжеского рода, который отказался от неё, когда она была маленькой, как только выяснилось, что она бездарная, ургх. Дали немного денег и усечённую фамилию, а дальше – выживай, как хочешь.
Несколько лет она нищенствовала, собирала милостыню и воровала. Но ей повезло: в одну из дождливых ночей, какие часто бывают в Эствиде, нашей столице, её приютила добрая женщина, жена трактирщика. Она не была владелицей борделя или вроде того, как можно было опасаться в таком случае, а просто помогла промокшей до нитки тощей бездомной девочке, уснувшей на лавке близ их трактира.
Лишённая магии, моя мама обладала другим: природной грацией и пластичностью, умопомрачительным голосом и красотой, нетипичной для Эствида и Монвелла в целом: Небольшого роста, рыжеволосая, зеленоглазая и обладающая пышными формами, тогда как все эльфийки – тоненькие, как тростиночки, с небольшой грудью, светловолосые и голубоглазые или синеглазые.
В той таверне со средним уровнем дохода мама была певицей и танцовщицей с подросткового возраста. Талантливая, яркая, бойкая и обходительная, она словно магнитом притягивала посетителей, и с годами обычная таверна на окраине города превратилась в одно из самых популярных столичных заведений. И однажды среди посетителей оказался и мой отец, пару лет как овдовевший и тогда ещё не регент и диктатор, а министр внутренних дел.
Каким ветром его туда занесло – кто бы знал. Но разгуливает отец всегда инкогнито, играючи меняя внешность (он метаморф). Так и в тот раз. История получалась довольно романтичная: до мозга костей холодный аристократ с огромным потенциалом, богатством и возможностями влюбился в нищую, как крыса, танцовщицу.
Даже я сам удивляюсь, как два таких абсолютно противоположных человека сошлись. Вокруг отца всегда немеряно женщин, и верным маме он никогда не был, но ни одна из них не остаётся с ним дольше, чем на одну ночь, а мама как была необъявленной королевой, так и остаётся ею. Неглупая от природы, она могла бы в какой-то мере вертеть отцом и занимать не последнее место в политических делах, но они были и остаются ей совершенно чужды, а сама она – до невероятного искренней, доверчивой и фанатичной в своей любви. Ко мне, к отцу, к украшениям, балам и сплетням. Остального мира для неё не существует. Возможно, именно это в ней и любит отец – ей абсолютно плевать на все политические дрязги и интриги. Вокруг неё только смех, жизнь, покой и радость. Она удивительная.
