— Нравится? — робко спросил ангелочек из-под полуопущенных ресниц.
— Безумно. Тебе не тяжело таскать это все?
— Самую малость. Пойдемте на улицу!
Каждый год соседи соревновались в попытках украсить свой дом пооригинальнее. Тыквы, гробы, стремные садовые гномы… Мистер Коулман из дома напротив верен себе. Выставляет на всеобщее обозрение обряженную надувную куклу. В этом году медсестричка… Очень удивленная медсестричка.
Кочуем от дома к дому, и мне все меньше нравится подходка Руби. Надо закругляться и вести ее домой. Фоток мы наделали, знакомых встретили, конфет ей тоже отсыпали щедро. Что ни говори, а соседи у нас хорошие, даже мистер Коулман. С приветом, но классные. Но и Хэндерсоны не подарок.
В кармане завибрировало. Вздрогнул. Наверно, Бет. Первая сдалась и набрала мне. Радуюсь, как придурок. Если это окажется чертова реклама, расшибу телефон, клянусь.
Только я не успеваю ни посмотреть, кто звонит, ни ответить.
Руби как-то резко останавливается. Делает несколько судорожных вздохов и падает прежде, чем мы с Энит успеваем ее подхватить. Глухой стук головы об асфальтовую дорожку эхом проносится в моем опустевшем и оглохшем мире.
Бледная. Дышит едва-едва и не двигается.
Пытаюсь набрать девять один один, но Ложечка перезванивает мне. Сбрасываю, злюсь, дрожу от ужаса. Случайно выключил телефон.
Энит справилась с паникой быстрее. Уже диктовала адрес, пока я держал Руби на коленях.
— Эдди, они сейчас приедут. Все будет хорошо, слышишь?
Не слышал. Это я опять виноват. У меня появились мысли, что одному мне было бы проще, что я бы мог жить нормально. Вот только Руби давно стала моим смыслом, не из чувства долга я свою жизнь положил на алтарь. Она моя семья. То, что от нее осталось. Если с ней что-то случится, все было зря.
К нам уже стекались соседи, предлагали помощь, кто-то гладил меня по волосам, кто-то жалел, еще кто-то ругал за невнимательность.
Когда приехали медики, я не испытал облегчения. Видел, как они обрывают моей сестре крылья, как приковывают ее ремнями к каталке. Слушал звук сирен. Страшный, выворачивающий, убивающий. Боюсь его. Боюсь больниц, карет скорой помощи, больничного запаха и черных пластиковых мешков. Хочу забиться в дальний угол и зажать уши ладонями. Я просто не смогу пройти через этот кошмар снова, не могу забраться на подножку.
— Иди домой. Собери вещи и документы, Эд. Я поеду с ней. Я прослежу. Обещаю.
Кивал. Бежал к Грейс. Она поняла без слов, достала ту самую сумку, на случай если… Забрала у меня ключи от машины. Не спорил. Все еще боролся с собой.
— Так бывает, милый. Так бывает. Мы знали.
Толку от этого знания?! К такому никогда не бываешь готовым, потому что в нашей долбанной человеческой природе все равно вера в лучшее, надежда. Даже сейчас. Особенно сейчас я верил, надеялся и вспоминал молитвы, над которым тихо посмеивался каждое воскресенье, когда мы ходили с родителями в церковь. Не за себя прошу, за нее…
Сидел в коридоре больницы и не слышал никого. Превратился в бесполезный кусок ожидания. Грейс быстро подписала нужные бумаги, сама разговаривала с врачами, а я просто смотрел на закрытые двери. Толку от меня не было никакого. Походу вся моя функция в этой жизни свелась к тому, чтобы эффектно трахаться на камеру. Может, я обманываю сам себя. Может, это мой потолок? Уйти из Стэнфорда и работать на Дастина, пока мошонка не обвиснет до колен?
Бабушка села рядом и обняла меня сухой рукой. Крепко, тепло. Хотелось плакать. При Грейс можно. Вот при Руби нельзя. Для нее мне надо быть сильным.
— Сотрясение мозга, — после непродолжительного молчания сообщила бабушка. — Не сильное.
— А ей много нужно?
— Не накручивай. Врачи отпимистичны, и ты будь.
Энит уехала. Грейс сказала, что попросила ее позвонить мне на работу и договориться с Дастином об отгуле. Это будет мое первое воскресенье дома за долгое время.
Только после третьего стаканчика дрянного кофе из автомата я решился заговорить о произошедшем.
— Когда все случилось, я отвлекся на телефон.
— И?
— Бет звонила. Я игнорировал ее со вчерашнего дня. Мне, кажется это знак, что нам не стоит быть вместе. Я сбросил и отключился…
— Ты идиот?
Давно она меня не отсчитывала. Смотрю на ее суровое лицо, и не вижу женщину, которая еще недавно размалеванная и в колготках в сетку предлагала самогон в баре. Это словно в другой реальности было. Там, где мы поменялись ролями. Я был взрослым, а она чудной бабулей. Я вижу строгую сильную женщину, которая похоронила сына, взвалила на себя заботу о внучке-инвалиде.
— Какие к черту знаки, Эдвард? Ты, вроде, умный парень. Всегда был. Может, ты еще и в религию ударился? Ты только скажи, и я высеку тебя на глазах у всех! Я надеялась, что рациональным умом ты пошел в меня!
Не выдержал, заржал. Все-таки вспомнил колготки в сетку.
— Ну, слава богу. Ты улыбаешься, — он потрепала меня за щеку.
— Рациональная атеистка Грейс упоминает бога?
— Я и дьявола помяну, если он поможет мне вытащить тебя из всего этого дерьма, — она топнула ногой и крикнула куда-то вниз. — Вылезай ты, сукин сын!
— Грейс, потише. Там точно не преисподняя. На том этаже родильное отделение!
— И? Что я не так сказала? Вылезай, сукин сын! Этот мир ждет тебя!
Снова смеюсь. Ловлю на нас недовольные взгляды медперсонала. Благодарен Грейс. Именно она раскопала во мне что-то большее, чем машину для зубрежки. Научила простым вещам, о которых не писали в книгах, а я был слишком умен, чтобы их усвоить.
— Черт…
— Если он после того твоего призыв не явился, это точно не поможет.
— Я не об этом. Ты не помнишь, я выключила плиту?
— Даже если нет, то прошло уже три часа. У нас больше нет дома, расслабься. Пожарную сигнализацию мы не оплачивали уже лет пять, — зевнул и привалился к стене.
— Что значит, расслабься? Мы же к тебе в общагу жить переедем. Дай сюда телефон, я позвоню мистеру Коулману. Пусть проверит.
Аргумент с общагой оказался весомым. Достал мобилу и вручил бабуле. Если бы в тот день я мог более связно соображать, у меня появилось бы сразу три вопроса:
Зачем Грейс мой телефон, когда ее собственный торчит из заднего кармана джинс?
Почему она решила отойти от меня в другой конец коридора?
Зачем пользовалась плитой, если мы решили заказать пиццу на вечер?
Но эти вопросы появились уже позже, и слава богу, черту, или кому-то там еще, что я их не задал, иначе я бы надолго остался в этом черном дне без шанса на просвет.
— Тут останешься? — Грейс вернулась, и протянула мне телефон.