…А еще я стала куда опаснее. Гай был прав. Но я не буду думать об этом сейчас.
Я подняла свободную руку. Словно наяву, я увидела армию южан, палатки и лошадей. Армию, выстроенную клином-треугольником. И резко прочертила три огненные полосы-границы, отсекающие южан от нас.
— Барьер вокруг целой армии мы долго не удержим, — едва слышно произнес Риан, чтобы не слышали южане. — Но выглядит это здорово.
Я открыла глаза и беззвучно ахнула: огненные стены полыхали вдали, как зарево пожара.
Да, меня не хватит надолго. Но для южан этих минут будет достаточно.
— Итак, ваша армия окружена, — произнес Гай. — Вы тоже. Не буду угрожать, но представьте себе, на что еще мы способны. Нам нужна ваша безусловная сдача. Сейчас.
Вочек грязно выругался.
— Вы не посмеете! Мы парламентеры!
— Да-да, — вставил Риан. — Очень честные парламентеры. Я сразу это понял, когда взглянул в ваши глаза.
— Селена, — позвала я. — Ты покинула дом давным-давно. Ты забыла все, даже зов родового алтаря, иначе ты поняла бы, что перед тобой фальшивка. Но сейчас ты снова дома. Помоги нам.
Селена с жалостью смотрела на меня:
— Ты не понимаешь, правда? Ты была истинной парой Юнгена, ты узнала, каково это, — и испугалась. Отвернулась от страсти, от драгоценного дара Пресветлой. Как ты могла? — Страсть — это прекрасно, — согласилась я. — Но люди как-то обходятся без похищений, вынужденных браков на алтаре, навязанной страсти и много чего еще. Просто встречаются и разговаривают. Или плетут венки из одуванчиков, пьют кофе в кондитерской, прогуливаются по набережной и обсуждают все на свете.
Я протянула руку, сидя у алтаря.
— Тебе ведь тоже было шестнадцать, и ты мечтала об этом, как и я. О праве решать свою судьбу. Быть с тем, кого ты выберешь, а не с тем, кого тебе будут впихивать, как скисшее молоко, которое не годится даже на оладьи.
Селена невольно фыркнула, и у меня дрогнуло сердце: она готова была засмеяться.
— Я обожала оладьи в детстве, — мечтательно сказала она совсем другим голосом. — И я пекла бы их для себя и Асгейда, моего мужа… но он запретил. А ведь я так просила…
— Очнись! — заорал Вочек. — Вспомни, кто ты и кто они!
— Я… — Селена покачала головой. — Но нет. Я больше не одна из вас, Джен Дейверс. И я не подчинюсь.
Вочек сделал движение, словно готовясь броситься сквозь огонь.
— В этом алтаре — сила, которой пользуются потомки богов, такие, как ты, — хрипло сказал он. — Ваш родовой дар. Сила, которая струится через тебя.
Ага. Через меня. Но тебе я ее не отдам, даже не надейся.
— Но я жрец Пресветлой, и я чувствую эту силу, — с торжествующим видом сказал Вочек. — И я отберу ее у тебя.
Он вскинул руки и закрыл глаза. И тут я услышала слабый шепот Риана:
— Восемьдесят девять, восемьдесят восемь…
О чем это он?
Впрочем, это тут же сделалось неважно. Вочек открыл глаза, глядя прямо на меня, и я ощутила, как моя сила тает на глазах. Стены огня, которые я держала, дрогнули.
Жрец сделал жест, и Абез, маг южан, вновь вскинул руку. И на этот раз комочек огня на его ладони не исчез.
Дьявол!
Я бросила умоляющий взгляд на Гая. Тот кивнул, сосредотачиваясь, и я почувствовала, как внутри него вспыхнула его собственная стихия огня: треугольник пламени вокруг троицы южан запылал с новой силой.
Но это лишь отсрочило неизбежное. Алтарь, родовой алтарь, который должен был стать мне опорой, был основан и построен на любовной страсти. На желании и вожделении, которое овладевало жертвой против воли.
А слуги Пресветлой умели пользоваться этой страстью. И сейчас Вочек отбирал у меня силу, а я не могла ему противостоять… никак…
…Или могла?
— Риан, — одними губами прошептала я. — Помнишь, когда мы решили пожертвовать жизнью и магией, чтобы остановить Пресветлую? Одного желания ведь было достаточно, верно?
Глаза Риана расширились. Он понял, что я собираюсь сделать. Понял, хотя не слышал наш разговор с Гаем.
Ну разумеется. Это же Риан. Мой муж. Разве могло быть иначе?
— Давай, — прошептал он. — Я в тебя верю. Сорок два, сорок один…
— Я тут спасаю мир, а он играет в считалочки, — пробормотала я.
Все. Хватит. Сейчас не время. Я была самой опасной женщиной на свете. А значит, я могла справиться с чем угодно.
Даже спасти мир от самой себя.
Крошечная звезда резонанса горела между мной и Рианом, и я потянулась к ней, отпуская огненные стены вокруг армии южан, отпуская все. Я почти отдала алтарю жизнь и магию, и он принял мой дар. Значит, я могла отдать ему и свое второе сокровище.
Я впечатала ладонь в мрамор.
И раскрылась перед алтарем, передавая ему родовой дар. Навсегда.
Гай был прав, когда говорил, что я могу распечатать свой дар со временем. Но он совершенно не учел, что я могу отказаться от дара по доброй воле.
…Или учел? Просто не стал просить меня, чтобы я сама приняла решение? И именно для этого дал мне время подумать?
Осталось главное.
Как отказываются от родового дара?
Я вспомнила Юнгена, прижимающего меня к алтарю, и собственное тело, дрожащее от страсти. И как старательно я держалась за одну-единственную мысль.
«Желание рождается в голове».
Я глубоко вздохнула — и призвала эту мысль снова.
Яблоневый цвет, снежинки, солнце на простынях, жареная курица у Риана на подносе…
Я выбираю свободу. Я выбираю себя.
— Селена, — выдохнула я, глядя в глаза бывшей принцессе. — Помоги мне. Подумай… подумай о чем-нибудь глупом, чего тебе всю жизнь не хватало на юге. Хотя бы об оладьях. О снежинках. О яблонях в дворцовом саду. Пожалуйста.
Селена моргнула:
— Я…
— Пирожные; ты помнишь пирожные? — я говорила быстро, захлебываясь. — Миндальные, свежие, тонкие, хрустящие под пальцами. Корзиночки, эклеры, мокко, шоколадный крем и вкуснейшие завитки. Селена, ты сможешь есть их снова! Каждый день! Слушать музыку во дворце, даже танцевать! Неважно, сколько тебе лет, — ты вернешься домой!
Лицо Селены сделалось задумчивым, мечтательным.
А потом она улыбнулась, и я почувствовала, что именно ее улыбки мне и не хватало. Ее выбора. Ее надежды на жизнь, где не было принуждения.
Но сначала мне нужно было изъявить алтарю свое желание. Одно короткое слово.
«Нет».
Откуда-то из глубины алтаря ко мне пришло знание, что другие потомки богов отказывались от дара и раньше, твердо заявляя, что им не нужен ни родовой дар, ни сами боги. И тем самым мои предки подновляли печати, преграждающие богам дорогу.
