— Моя родная…
— Помоги мне раздеться, Скай.
Нежно-голубое платье, точно облако, опустилось у моих ног, а следом за ним скользнули руки моего мужа, исследуя, лаская, гладя. И я подалась навстречу, позволяя все и желая большего. Но он вдруг прижался лицом к моему животу и замер, тяжело дыша.
— Нет, неари. Это неправильно.
— Все хорошо, глупый, — обескураженно прошептала я. — Правда…
Я тоже опустилась рядом, прижалась щекой к его щеке.
— Теперь ты все делаешь правильно.
— Ох, Ри… Я ведь не сдержусь…
— Не нужно…
Это было похоже на танец. Танец, когда никто никого не пытается победить, но предугадывает каждое движение, подхватывает твое дыхание, если оно собьется, улавливает малейший стон, чтобы замереть, ожидая, когда можно будет снова продолжить этот удивительный, трепетный вальс. Мои пальцы сжимают его руки чуть крепче, чем нужно, но я знаю, что он не позволит упасть. Я открываюсь ему навстречу, ловлю губами его губы, такие жаркие, соленые, будто пью морскую воду.
— Моя родная… Не отпущу тебя. Никогда, никогда тебя не отпущу…
Не отпускай меня, Скай. Удержи меня, мой любимый.
17
День сменялся днем. Спокойная, сонная жизнь. Странно, что мне совсем не хотелось чего-то другого, хотя раньше я едва бы смогла усидеть на месте. Дома я все время затевала разные шалости, и мама призналась как-то, что я доставляла куда больше хлопот, что Риан.
Но, наверное, это правильно. Так и должно быть. Ведь я жду ребенка, и маленькая жизнь во мне важнее всего остального. Мне вполне достаточно Ская, пляжа, книг и Горошинки.
Если бы еще только Скай время от времени не исчезал. Он никогда не говорил, куда уходит, пропадал на несколько дней. Иногда просил о непонятных вещах. Первый раз, собираясь, он развернул белый платок и попросил несколько капель моей крови. Забавно было наблюдать, как он подносит к моему указательному пальцу иголку и никак не решается уколоть, пока я, не выдержав, сама не сделала это.
— Хотелось бы знать, для чего тебе моя кровь, — проворчала я, глядя, как аккуратно, словно величайшую драгоценность, он прячет платок в карман.
— Если получится, я все тебе объясню.
Но в тот раз ничего не получилось. Скай вернулся невеселый и разговора на эту тему не заводил. Пока в следующий раз не попросил локон.
— Может быть, тебе сразу еще флакончик моих слез накапать? — пошутила я.
Вот только с каждым разом муж возвращался все более мрачный и потерянный. Он думал, что я не знаю, думал, что я сплю, но я видела, как он, засидевшись допоздна над книгами, иногда закрывал толстый фолиант и долго сидел, закрыв лицо руками. А иногда тихонько, стараясь не разбудить меня, целовал мои пальцы.
Пока муж отсутствовал, со мной в доме оставался его отец. Хотя я уверяла Ская, что отлично справлюсь одна, а Инха в случае чего поможет, но в этом случае Скайгард оказался непреклонен: одна я не останусь.
Лорд Ньорд почти не разговаривал со мной. Порой у меня складывалось впечатление, будто я его чем-то огорчила. А временами он смотрел на меня так, словно жалел.
Я надеялась однажды подслушать разговор, который объяснил бы причину отлучек Ская, но муж и свекор обменивались короткими фразами, вовсе не добавлявшими ясности.
— Пока ничего, — вот и все, что говорил Скай, а лорд не уточнял.
Но «пока ничего» повторялось из раза в раз, и в один из таких дней отец сказал Скайгарду:
— Я знаю, что малыш уже толкается.
— Да, — подтвердил Скай, и я увидела, как он улыбнулся, вспоминая.
Это случилось так неожиданно. Животик к тому времени округлился. Я любила его ощущать, устроив ладонь на маленьком холмике. Подумать только, совсем недавно мой живот был совсем плоским.
Я лежала, положив голову на колени Ская, и уговаривала его отложить очередную скучную книгу в темном переплете, который одним своим видом навевал мрачные мысли, и поболтать со мной. Но он, этот невозможный человек, прервался лишь для того, чтобы поцеловать меня в кончик носа.
— Нет, Ри. Это очень важно, — твердо сказал он.
Разве что-то может быть важнее беременной жены? Еще и оставляет меня на несколько дней кряду со своим неразговорчивым отцом. И с кем мне общаться? От Инхи тоже лишнего слова не дождешься, только «Да, госпожа» и «Нет, госпожа». Мне кажется, останься мы наедине, она стала бы разговорчивее, но наедине меня никогда ни с кем не оставляли.
Я уже хотела было обидеться, но Скай, не поднимая взгляда от страниц, ласково накрыл мою ладонь, лежащую на животе, своей ладонью.
И в этот момент Горошинка впервые заявил о себе. Это было ни капли не больно, но так неожиданно, что я подскочила на месте. Меня изнутри словно щекотала своими крылышками маленькая птичка.
— Ой!
Мы со Скаем посмотрели друг на друга округлившимися глазами: он тоже почувствовал.
— Неари…
Мой муж вовсе не сентиментален. Иногда я думаю, что он даже чересчур сдержан, но сейчас я ясно видела на его лице бурю чувств. Растерянность, неверие, счастье, к которому, однако, примешивалась грусть.
— Сердце мое…
Наконец-то книга была забыта. Скай встал на колени и целовал мой животик, а я жмурилась от удовольствия и покоя.
С того момента прошел уже месяц. Почему отец Ская вдруг заговорил об этом?
— Быть может, — продолжил он, осторожно подбирая слова, — часть времени тратить на то, чтобы подобрать хорошее обезболивающее?
Скай мгновенно изменился в лице: так разозлился, что побелел.
— Оно ей не понадобится! — крикнул он.
Быстро взглянул на меня, а я даже решила вступиться за свекра.
— Скай, но… Я была бы не против…
Они с лордом Ньордом так странно переглянулись, словно речь шла не только об обезболивающем.
— Уходи, — процедил муж сквозь зубы.
Я не помню, чтобы он когда-нибудь позволял себе так разговаривать с отцом. А тот, странное дело, вдруг послушался и ушел.
Вот только в следующий раз, когда он остался со мной в доме, свекор снова завел этот разговор.
— Маргарита, когда настанет время…
Он вложил в мою руку флакон с пурпурной жидкостью.
— Обезболивающее? — я подняла на него глаза, почему-то чувствуя себя преступницей.
— Очень сильное. Если бы оно существовало тогда, когда Скай должен был появиться на свет…
Мама Ская умерла при родах, и мне вовсе не хотелось об этом разговаривать: голова начинала болеть.
Я не хотела держать наш разговор в тайне от Ская и рассказала о подарке в тот же день, как он вернулся домой. Он выглядел очень усталым, но, увидев меня, постарался улыбнуться. Обнял, зарылся в волосы, словно надышаться не мог. Я понимала, что он снова скажет отцу: «Пока ничего».
