Перевернутый мир был другим, непривычным. Мне придется стать в нем другой. А может быть, просто стать самой собой?
— О-о! — услышала я смешок ректора и словно спустилась с небес. — Похоже, мои слова упали на благодатную почву. Я не ошибся, в водной мышке все же прячутся большие амбиции.
Я опять не обиделась на «водную мышку». Потому что, глядя из нового мира на себя прежнюю, видела именно такую мышь.
Глава 13
Двадцать пять лет назад
Я долго бежала вглубь леса. Изо всех сил. Было темно, я постоянно спотыкалась, но пока ни разу не упала. Не знала, куда бегу, знала лишь, что должна спрятаться. Мама с папой и Таунсен хотели бы этого.
В левом боку горело и болело, я задыхалась, ноги ослабели. Но я бежала, лишь темные стволы деревьев мелькали передо мной в лунном свете.
Споткнулась и рухнула на землю. То ли потеряла сознание, то ли заснула. Детский организм не мог больше переносить эту страшную гонку в неизвестность. Наверное, иногда я приходила в себя, и тогда мне слышались шорохи, виделись какие-то огни, чувствовался запах гари.
Мелькала мысль, что нужно отползти под кусты, иначе меня найдут. Но разум не удерживал эту мысль и уплывал, я снова отключалась.
Очнулась (или проснулась) я от собственного плача. Я лежала на холодной мокрой земле и сотрясалась от рыданий. Должно быть, тогда, ребенком, я рыдала во сне, потому что знала, что днем на это не будет времени. Днем я должна буду выживать.
Села на земле, принялась утирать слезы руками. Было раннее утро. Холодно. А еще ужасно хотелось пить. Есть тоже хотелось, но это можно было терпеть. А вот от жажды просто саднило в горле.
Я огляделась вокруг. В лесу ведь должны быть ручейки? Когда мы гуляли тут с родителями или няней, я их видела. Но поблизости не было ничего похожего, а пить хотелось страшно.
На траве блестела роса. Я попробовала собирать ее в руку и слизывать с ладони, но это были лишь жалкие крохи!
«Ты маг, Астер, — вспомнились вдруг слова мамы. — Когда-нибудь ты сможешь владеть всеми стихиями. Но твоя основная, родная стихия — вода. Когда тебе плохо, обращайся к ней. Потому что ты любишь ее, а она — тебя».
Я сорвала большой лист с чуть загнутыми краями, подставила его под куст, усыпанный множеством блестящих капель. Другой рукой поводила над кустом. Росинки покатились по листикам, начали сливаться, превратились в струйки… Струйки тоже сливались и падали прямо в лист.
Получилось, обрадовалась я! Когда лист в ладони стал похож на чашу, полную чистой воды, я выпила ее. Но этого было мало… Протянула руку в другое место и снова велела капелькам течь в мой лист… Я так увлеклась этим, что не расслышала мягкий стук копыт и шуршание.
А когда заметила, было уже поздно. Я так и сидела с вытянутой рукой, в нее катились капли и струйки, а из-за кустов выехали два всадника. Я застыла, сердце громко забилось в груди. «Меня нашли, это конец!»
Оба всадника были в брюках, кафтанах и простеньких шляпах на головах. Один — черноволосый большой мужчина с пышными усами. Второй… второй был намного меньше и стройнее, и я с удивлением заметила под кафтаном небольшие бугорки, выдающие в нем женщину. Лицо у нее было милое, простое, с тонкими чертами.
Я смотрела на всадников, а они — на меня. А струйки текли и текли, уже начали переливаться из моей ладони и падать на землю…
— Ты посмотри! Ребенок! — вдруг произнесла женщина звонким голосом. — Какая хорошенькая девочка! Грязная только похлеще любого бродяги…
— Странная девочка, — задумчиво произнес мужчина, спешился и пошел ко мне. Девушка тоже соскочила с лошади и приблизилась. Они нависли надо мной. — Посмотри, что она делает. Она маг, — сказал мужчина, указав на мою руку, лист и текущие струйки. Говорил он так, словно они разглядывали животное в зверинце. Мне стало неприятно. Наверное, это и заставило меня собрать всю свою смелость.
Я быстро выпила воду, что собралась в листе — вдруг сейчас меня убьют, а я так и не утолю жажды, нахмурилась, поднялась на ноги и грозно встала перед ними. Я буду сражаться. Магией. Не знаю только, как…
А двое надо мной рассеялись. В их смехе не было злости. Вообще ничего обидного не было. Мне немного полегчало… Все же дети легко верят в доброту взрослых.
— Смотри, платье у нее не бедное под грязью, — сказала девушка. — Видимо, она из замка. Что будем с ней делать?
— А что с ней делать? — насупился мужчина. — Сначала узнаем, кто она такая… Явно из замка прибежала… Говорят, там всех перебили. Всех приспешников опального герцога и всю его семью… И все сожгли. А она спаслась…
Я сжала губы, чтобы не заплакать или не закричать. «Всех приспешников опального герцога и всю его семью…» — эта фраза навсегда отпечаталась у меня в голове. Но и тогда я сообразила, что если «всю его семью», то, значит, все думают, что и я — дочь герцога Сампрэ — погибла.
— Ты оттуда пришла, маленькая? — мужчина наклонился ко мне, заглянул в лицо, а тон голоса сделал мягким, сюсюкающим. Так часто говорят с детьми взрослые, когда думают, что ребенок — дурачок. — Убежала, когда все началось?
Я точно знала, что нельзя говорить всю правду. Но и придумывать сказочную историю тоже нельзя.
— Да, — ответила я. — А вы кто?
Мои мама с папой умерли, значит, вообще-то я здесь главная. Этот лес, поля, и все, что вокруг, — мое. Но об этом нельзя говорить никому.
— Мы? — мужчина распрямился и сделал лицо грозным. — А тебе можно доверять? Ты маг, хоть и маленькая девочка. Сначала скажи, кто ты.
— Да что ты ее пугаешь! — женщина вдруг сделала шаг ко мне, присела и обняла меня одной рукой — я не успела отстраниться. Другой рукой достала из кармана платок и принялась стирать с моего лица грязь… А мне вдруг захотелось прижаться к ее груди и заплакать. Позднее я часто плакала на этой груди…
— Я Алиска, — ласково сказала она. — А это — Ганс. Мы муж и жена, и мы едем по своим делам через лес. Нас не нужно бояться…
— Зря ты ей это обещаешь! — сказал мужчина с досадой, но в его голосе опять не было настоящей злости. — Ну так кто ты, малявка?
— Меня зовут… Илона… Гварди, — ответила я. Имя Илона мне не нравилось. Мое собственное сильное, гордое имя Астер нравилось намного больше. Но Таунсен хотел, чтобы я называла себя так. Я хорошо это запомнила. Новое имя само сорвалось с губ.
— А кто твои родители? — спросил Ганс добродушнее.
— Моя мама — служанка… В замке… — сказала я. Так велел Таунсен.
— А отец? — мягко спросила Алиска. Она закончила вытирать грязь с моего лица и принялась приглаживать растрепанные волосы и поправлять ленты на моем платье.
— Я… я… не знаю! — вырвалось у меня. Больше Таунсен ничего не велел говорить, поэтому я не знала, что ответить.
