— Это так, — ответил Бенджи. — Наши корабли сделаны из твердой древесины этих деревьев. Говорят, что в наших кораблях бьется сердце дуба.
Я была уверена, что во время бесед о любимых деревьях он забывал о своем горе.
Анита не знала, почему ива плачет, но она рассказала, что осина дрожит, потому что не может успокоиться с тех пор, как из нее был сделан крест Христа. Она рассказала об омеле белой, единственном дереве, которое не стало обещать, что не причинит вреда Бальдуру, самому красивому из северных богов, поэтому злобный Локи смог умертвить его с помощью этого растения.
— У вас романтическая натура, мисс Харли, — сказал Бенджи.
— Я не вижу в этом ничего плохого, — ответила Анита.
Бенджн засмеялся, наверное, впервые за это время.
Мы останавливались в трактирах, ели горячий хлеб с сыром, пироги прямо из печи. Бенджи рассказывал об имении, заботы о котором свалились на его плечи. Я понимала, что он ищет что-то, что сможет сильно заинтересовать его и помочь пережить тяжелую утрату.
Я говорила о нем с Анитой.
— Бенджи совсем не такой, как Джереми, — сказала я. — Джереми носится со своими горестями, и хоть он счастлив в браке с Дамарис, для него этого недостаточно, чтобы он смог забыть, что был ранен на войне.
— Ему не дает покоя постоянная боль, — ответила Анита.
— Да, в то время как боль Бенджи — в его памяти, в комнатах, где они жили. От всего этого можно избавиться. А Джереми некуда уйти от боли в ноге. Она всегда с ним.
И я подумала, что нам надо возвращаться, потому что бедный Джереми несчастен без Дамарис. Мне хотелось увидеть его, утешить своим присутствием. Я знаю, что это помогало, ведь я часто видела, как он смотрит на меня, вспоминая при этом, конечно, как они с Дамарис привезли меня сюда из Франции. Дамарис никогда не сумела бы сделать этого без его помощи, и каждый раз, когда Джереми вспоминал об этом, у него поднималось настроение.
— Бенджи, почему бы тебе не поехать вместе с нами в Эндерби? — спросила я.
— Я бы с удовольствием, — ответил он, — но, видишь ли, мое имение…
Я поняла, что он хочет сказать: убегать было бы бесполезно. Он должен остаться и продолжать вести свою одинокую жизнь.
Мы приехали домой в конце сентября, когда осень позолотила листья, а фрукты на деревьях в саду созрели. Мы с Анитой собирали их, стоя на лестницах, а Смит помогал нагружать ими тачку. Демон сидел, склонив голову набок, и наблюдал за всем этим. Время от времени он срывался с места и прыгал от радости, что мы наконец-то снова вместе.
Приехала Присцилла и вместе с Дамарис стала готовить джемы и всякие припасы на зиму. Это была обычная осень, если не считать владевшего всеми печального настроения. Арабелла очень скучала по Харриет, и это было странно, потому что раньше она часто бывала резка с ней при встречах, и у меня создавалось такое впечатление, что многое в Харриет возмущало ее.
Даже прадедушка Карлтон, казалось, жалел о ее потере, а он никогда не скрывал, что она ему не нравилась. А уж Присцилла совсем загрустила. Потом я узнала, как Харриет помогла ей, когда родилась Карлотта.
— Все мы уйдем со временем, рано или поздно, — сказала Арабелла. — И некоторые из нас уйдут раньше.
Дамарис не любила, когда она так говорила. Она отвечала, что это ерунда и что ее бабушка проживет долго, как Мафусаил.
* * *
Прошел еще год. Мне уже было десять лет. Вокруг шли бесконечные разговоры о перемирии, которое, может быть, положит конец войне.
Присцилла считала, что давно пора это сделать. Она не могла понять, с какой стати мы должны обременять себя заботой о том, кто сидел на испанском троне.
Прадедушка Карлтон только посмотрел на нее, качая головой, и пробормотал свое любимое ругательство: «Женщина!»
— Если они действительно не заключат мир, — сказала Дамарис, — тогда откроется свободное сообщение между Англией и Францией. — Она посмотрела на Джереми. — Я бы хотела поехать в Париж. Хотела бы вернуться туда.
— Сентиментальное путешествие, — ответил Джереми, улыбаясь ей той улыбкой, которую я так любила у него. Когда он так смотрел, я знала, что боль в этот момент его не тревожит и сейчас он вполне доволен жизнью.
— Интересно, что стало с Жанной? — задумчиво сказала Дамарис. — Надеюсь, с ней все хорошо.
— Она сумеет позаботиться о себе, — уверил ее Джереми.
— О да. Я никогда не забуду, как она заботилась о Клариссе.
— Я тоже, — ответил Джереми. Дамарис была очень счастлива. Она опять ждала ребенка.
— На этот раз я буду очень осторожна, — сказала она.
Доктор велел ей много отдыхать и напомнил, что с тех пор, как она перенесла лихорадку, здоровье у нее не блестящее, а выносить ребенка трудно даже для здоровой женщины.
Дамарис вся сияла, Джереми тоже. Тени рассеивались. Этот ребенок чрезвычайно важен. Если у них появится ребенок, то обязательства, связывающие меня с ними, будут сняты. Странно, что я думала об этом как об обязательствах, но это так, ибо теперь я знала, что путешествие во Францию, за мной, положило начало их новым отношениям. До этого были лишь два несчастных человека. Я радовалась, что сыграла такую роль в их жизни, но моя ответственность за их счастье с каждым днем росла. Теперь же я поняла, что должна позаботиться о Бенджи, потому что много лет тому назад покинула его. Не то чтобы я сделала это по собственному желанию — у меня не было выбора, но должна признаться, что если бы нужно было выбирать, я по доброй воле ушла бы с Хессенфилдом, а значит, лишила бы Бенджи дочери.
Приближалось Рождество. Арабелла настояла, чтобы мы все приехали в Эверсли-корт. Она сказала, что Бенджи тоже должен приехать, и он обещал.
Дамарис попросила нас сделать все, чтобы поднять ему настроение, ибо Рождество — это время, когда особенно мучительно вспоминать о тех, кого потерял. Я чувствовала, что все были чуть-чуть излишне веселы, притворяясь, что это Рождество ничем не отличается от других.
Мы с Анитой пошли в лес собирать остролист и плющ. Нам удалось разыскать омелу, а Смит даже помог принести рождественское полено. Старина Демон казался веселее всех. Все дорогие ему существа — Джереми, Дамарис, Смит, я — были живы-здоровы, а раз так, он был счастлив.
Арабелла сказала, чтобы мы даже и не помышляли об отъезде из Эверсли-корта до самой Двенадцатой ночи, хотя все живут совсем рядом. Это относилось также к Присцилле и Ли.
Мы украсили Эндерби-холл, хотя знали, что нас здесь не будет. Я слышала, как одна из служанок сказала:
— Интересно, что подумают духи?
— Им это не понравится, — философски заметила другая.
Они были твердо убеждены, что в Эндерби таится что-то нехорошее.
— Обидно уезжать отсюда, — сказала я Дамарис, — все так красиво получилось.
