– Не, не знаем, – энергично замотал головой Аладдин.
– Вы, должно быть, имеете в виду воров, которых так называют в окрестных трущобах? – поинтересовался Дубан.
– Уличное отребье, – с негодованием фыркнул Аладдин, – которое ни во что не ставит священное право собственности.
Мужчина молча выслушал эти реплики, пока они не иссякли.
Потом он заговорил снова.
– Мое имя Амур, я глава Гильдии ювелиров. Должен признать, что я рискую жизнью, явившись сюда.
Он крутнул золотой ободок на пальце, который, как и подозревал Аладдин, оказался перстнем с огромным полированным обсидианом, на котором было выгравировано золотом изображение ограненного бриллианта.
Дубан протяжно присвистнул.
– И чего же вы хотите? – растерянно спросил Аладдин.
– Полагаю, нам было бы удобнее продолжить нашу беседу за чашечкой чая, – ответил мужчина, выразительно поглядывая по сторонам.
Оба вора тут же почувствовали себя полными болванами. Само собой, богатый человек, который переоделся бедняком и явился в самый опасный городской район, не станет излагать причины своего появления здесь вот так, на улице, где его могут услышать чужие уши.
– Угу. Конечно. Разумеется, – быстро кивнул Аладдин. – Но как вы... откуда вам известно, что мы – Уличные Крысы и что вы найдете нас именно здесь?
Мужчина вежливо кашлянул и указал подбородком на стену у них за спиной.
На стене во всем своем великолепии красовался Знак раджи: след четырех когтей, намалеванный кроваво-красной краской.
Углубившись в лабиринт ходов и переходов, образующих тайный мир Уличных Крыс, Дубан и Аладдин сумели устроить на скорую руку чаепитие за невысоким столиком, не заводя Амура слишком близко к секретному убежищу Моргианы.
Глава Гильдии ювелиров устроился на шатком стуле с расслабленной элегантностью, оглядывая обстановку с умеренным интересом, как будто оказался всего-навсего в новой для себя чайхане, а не в логове воров и разбойников, наверняка не раз посягавших на имущество его клиентов, а то и его собственное.
– Надо что-то с этим решить, – обратился Аладдин к Дубану. – В смысле, с этим знаком когтей. Слишком уж легко он нас выдает.
– Малышне он нравится, – с сомнением сказал Дубан. – Позволяет им чувствовать себя частью общего дела, понимаешь?
– И все же, мне кажется, следует подумать о безопасности.
– Согласен, но это хороший символ. Он помогает нам находить новых сторонников. Просто не стоит рисовать его... так близко к дому.
Амур многозначительно пригубил чай, ожидая, когда Аладдин и Дубан усядутся.
– Простите... мы обсудим это позже, – обронил Аладдин.
– Да нет, вы правы, это действительно хороший символ, – заметил ювелир. – Возможно, я даже изготовлю парочку таких в золоте – для тех, кто поддерживает наше дело.
– Наше дело? – переспросила Жасмин, входя в комнату и сбрасывая капюшон, который почти скрывал ее лицо. Вошедшая следом за ней Моргиана насупилась, увидев, кого здесь угощают чаем.
– Ваше Высочество, –- приглушенно воскликнул Амур, немедленно вскакивая и склоняясь в безупречно изысканном поклоне, сложив ладони на груди. – До меня доходили слухи, что вы как-то связаны с происходящим, но тайным образом...
– Эти слухи соответствуют истине, – сказала она с улыбкой, жестом приглашая его сесть. Потом села сама, тут же отобрав у Аладдина чашку. Тот ухмыльнулся, не возражая.
– Я несказанно рад видеть, что вы живы и в добром здравии, в этом... подполье, как в прямом, так и в переносном смысле, -– проговорил Амур. – И этот отрадный факт непосредственно приводит нас к тому, что я хотел бы обсудить... А именно о том положении, в котором Аграба оказалась волею Джафара.
– А вам-то какое дело? – резко вмешалась Моргиана. – Бас, богачей, он не трогает. Не заставляет клясться ему в преданности за кусок хлеба. И по вечерам, когда гонги отбивают начало комендантского часа, вы спокойно запираетесь в своих роскошных домах и ждете утра. Так что же вам не нравится?
Амур смерил ее испепеляющим взглядом.
– Жизнь не так проста, как тебе кажется, воровка. Начать хотя бы с золота, для примера. Не сомневаюсь, что ты уже оценила, насколько приток волшебных монет обесценил его?
Аладдин беззлобно хмыкнул:
– Тут он тебя подловил, Моргиана. Джафар испортил жизнь не только ворам... ювелирам, надо думать, тоже сейчас несладко приходится.
– Но есть и еще кое-что, – продолжал Амур. – Не менее важное. Джафар закрыл все библиотеки, все медресе и школы при храмах, а также ремесленные школы, которые имеют хотя бы малейшее отношение к науке или магии. Недавно мне стало известно из самого надежного источника, что алхимикам запрещено встречаться друг с другом под страхом смерти.
– Но с какой стати он?.. – начал было Дубан.
– Он не терпит никакой конкуренции, – мрачно обронила Моргиана. •–- Он же собирается разрушить все законы магии... и не хочет, чтобы кто-то помешал ему.
– А кроме того, любому образованному человеку ясно, к чему приведет «милостивое» правление Джафара, – кивнув, подхватила Жасмин.
– Верно. Имамы, муллы, жрецы, раввины, ученые, наставники и их ученики, все они... мягко говоря, недовольны текущим состоянием дел, – со вздохом сказал ювелир.
Помолчав немного, он снова заговорил, сложив пальцы домиком.
– Давайте считать, что я сейчас представляю интересы всех этих людей. Последнее время я немало времени провел в общении с представителями определенных сословий Аграбы: главами религиозных общин и гильдий, и другими видными людьми в разных районах города... с которыми, возможно, вам не так легко вступить в беседу. Эти люди... слышали кое-что о нападениях на некоторые караваны, а также других подвигах вашей маленькой... компании, не очень дружной с законом. И эти люди готовы всячески поддержать ваши стремления.
– Значит, эти милейшие люди выбрали вас, несчастного, чтобы вы тут рисковали своей шкурой? – полюбопытствовал Дубан с зубастой ухмылкой.
– Нет, – спокойно возразил ювелир. – Я вызвался добровольцем.
Дубану хватило совести слегка устыдиться.
Но Амур еще не закончил.
– Знаешь, воровка, вы не единственные в Аграбе, кто ценит свободу. Свободу делать то, что вы хотите, где хотите и с кем хотите. Скажем, читать, что хотите... если, конечно, вы умеете читать. Одним словом – жить. Вот у меня, скажем, есть две внучки. И прежде мы с ними каждый вечер, после закрытия рынка, отправлялись на холм, чтобы полюбоваться на закат. Сейчас мы больше не можем этого делать. Возможно, вы сочтете, что это пустяк, не имеющий значения... но я с вами не соглашусь. Это важно для них, и это важно для меня. И как бы ни были высоки и крепки стены вашего дома, они не в силах защитить вас от страха перед теми гнусными вещами, которые приносит отныне каждая ночь.
