Я спросил ее кузена, почему никто не предупредил меня об этом? Он молчал. Я думаю, они хотели, чтобы кто-то избавил их от ответственности за Доринду. Она владела богатым наследством, и родственники считали, что это послужит компенсацией ее мужу.
Можете представить мои чувства. Я только начал осознавать, что моя женитьба явилась большой ошибкой. И теперь я узнаю, что оказался женатым на душевнобольной. Это было для меня настоящим ударом.
— Вы — доктор, — сказал кузен. — Мы думали, что ваш брак — самое большое счастье, которое могло ей выпасть. Мы надеялись, что, оказавшись под вашим присмотром, она излечится от болезни.
Я не могу описать вам, в какой депрессии я тогда находился. Я казался себе узником, до конца своей жизни прикованным к этой женщине. Затем передо мной возникла ужасная дилемма. Доринда забеременела. Я не спал ночами, думая, что мне делать. Если Доринде суждено родить девочку, наша дочка будет обречена на безумие, ведь ей не избежать наследственности.
Я должен был прервать беременность Доринды, но не мог решиться на это. В каком-то смысле это было бы убийством. Конечно, было бы намного разумнее совершить это, чем позволить появиться на свет заведомо обреченному существу. Я знал, что в моем распоряжении находились необходимые средства. Известная доза определенного снадобья с большой вероятностью могла вызвать выкидыш.
Я принял решение и прервал беременность, но допустил просчет, ибо, убив неродившееся дитя, я прервал жизнь Доринды.
Я рассказал вам все, Сепфора. Я не мог позволить родиться этому ребенку. Но имел ли я право отбирать у него жизнь? Я думал тогда, что поступаю самым разумным образом, ведь я не знал, что Доринде нельзя рожать детей. Поэтому убеждал себя, что, если бы дело дошло до родов, Доринда бы не выдержала. Не могу утверждать это наверняка. Все кончилось тем, что умер и ребенок, и Доринда. Ее смерть вызвала скандал.
— О, Чарльз! — воскликнула я. — Вам пришлось столько пережить! Но вы поступили разумно. Я уверена в правильности вашего решения.
— Вы понимаете, моя покойная жена владела огромным наследством, и оно перешло ко мне. Многие знали, что Доринда не совсем нормальна, но никто не подавал вида, все выражали соболезнования… Хотя ее смерть оставила в душе у многих мутный осадок. Женившись на Доринде, я превратился из трудяги-холостяка в настоящего богача. Я стал богатым вдовцом.
Он замолчал. Я могла представить, сколько грязных слухов пришлось ему претерпеть.
— Мои близкие друзья знали, что деньги никогда чрезмерно не интересовали меня, тем более, я узнал о ее богатстве только после женитьбы. Но это не помешало возникнуть всяким слухам. Мне угрожало судебное расследование, но ее кузен не допустил этого. Его заботило лишь одно: как бы не получил огласки тот факт, что его родственники подвержены наследственному умопомешательству. Поэтому он принял все меры, чтобы замять скандал. Можете представить, в какое невыносимое положение я попал. Случались моменты, когда мне хотелось, чтобы расследование все-таки началось. Я хотел признаться, что пытался убить еще не рожденного ребенка, чтобы не обрекать его на неизбежную наследственную болезнь. Я не знал, что Доринда не способна рожать. Я хотел строить оправдание на том утверждении, что, если бы ей все-таки пришлось рожать, она умерла бы.
Я покинул Лондон, а на деньги, которые мне достались, построил больницу, которую и содержу теперь.
— Рада, что вы мне это рассказали. Думаю, вы напрасно вините себя. Возможно, вы поступили единственно правильным образом. Вы должны были принять решение, и вы сделали это.
— Я отнял у человеческого существа жизнь, — сказал Чарльз. — Точнее, у двоих.
— Возможно, не следовало допускать, чтобы тот ребенок появился на свет?
— Кому судить об этом?
— Однако случается поступать именно так…
— Мне жаль тех, кому приходится идти на это, Жизнь священна, и не нам решать, можно ли кого-либо лишать ее.
— Но ведь мы уничтожаем вредных насекомых и животных. Это ведь тоже жизнь.
— Я говорю о человеческой жизни.
— Мне кажется, вы поступили верно, — сказала я. — Вы не преследовали личной выгоды и не знали, что Доринда может умереть. Вы только хотели предотвратить рождение ребенка, почти наверняка обреченного на слабоумие…
— Это убийство.
— Законом предписано лишать жизни людей, которые представляют собой угрозу для общества. Вы поступили законно. Вы должны это понимать.
— Я не смогу убедить себя в этом. Я могу только искупить свой грех, стараясь забыть о нем.
— Сколько жизней спасли вы в своей больнице? Чарльз улыбнулся:
— Вы пытаетесь утешить меня. Я знал, что найду в вас сострадание. Я постоянно думаю о вас и верю, что когда-нибудь…
— Не надо об этом. — Я не дала ему договорить. — Я не позволю себе обмануть Жан-Луи… во второй раз.
И я рассказала Чарльзу о том, что когда-то у меня был любовник.
Теперь настала очередь Чарльза утешать меня. Его не потрясла моя исповедь, он просто сказал:
— Это вполне естественно. В ваших жилах течет горячая кровь. Думаете, я не догадываюсь об этом? Вы просто дали выход своему темпераменту…
— Но я обманула своего мужа.
— А после этого вы полюбили его еще сильнее. Вы стали еще более нежной и терпеливой по отношению к нему. Жан-Луи не найти лучшей сиделки. Он знает это и благодарен вам.
— Вы стараетесь оправдать меня, — сказала я. — Разве вы не догадываетесь, что Лотти не ребенок Жан-Луи?
— Вы в этом уверены?
— Настолько, насколько женщина может быть уверена в этом. Жан-Луи не способен иметь детей. Лотти — ребенок Жерара. Я не вынесу, если Жан-Луи узнает об этом. Он обожает и гордится Лотти. Он всегда хотел иметь детей…
Чарльз взял мои руки и поцеловал их.
— Мы оба с вами небезгрешны. Не это ли влечет нас друг к другу? Ваш грех обернулся счастьем для Жан-Луи.
— Я уверена, что вы поступили правильно. А я — нет. «Не прелюбодействуй». Сколько раз я писала в детстве эту заповедь на школьной доске и не имела понятия, что она означает. Для меня это была просто седьмая заповедь.
— «… и не убий», — сказал Чарльз.
— Чарльз, вы не совершали убийства, вы должны перестать говорить об этом.
— Как хорошо забыть о прошлом…
— Вы считаете, что это возможно?
— Да, — ответил он. — Я буду учить этому вас, а вы — меня. Мы нужны друг другу, и наступит день, когда мы будем вместе.
Чарльз крепко обнял меня, и я прижалась к нему. Мы услышали шаги в холле. Это вернулась домоправительница.
* * *
Этого невозможно было избежать. Мы оба знали. Противиться было бесполезно. Нас отчаянно тянуло друг к другу, и мы хотели хотя бы на короткий миг почувствовать себя счастливыми, уверенными в том, что можем подарить друг другу радость.
