– Какое?
Он смеется, видя выражение моего лица.
– Не такое, о каком ты подумала.
– Конечно, нет, – говорю я дрогнувшим голосом. – Так какое?
– Ну, я хотел узнать, не передумала ли ты насчет денег.
– Ясно. – Грудь теснит от понимания, что Тедди пригласил меня сюда не из чувства благодарности. Он пригласил меня сюда, потому что по-прежнему считает себя обязанным мне. – Я уже сказала тебе…
– И я тебя услышал. Но как насчет небольшой части денег? Хотя бы миллиона? Этого хватит на…
– Тедди.
– Что? – У него расширяются глаза. – Я не понимаю тебя! Что плохого в том, чтобы о тебе позаботились? Почему бы не получить с этого хоть что-нибудь?
Я опускаю взгляд, снова вспомнив о тете Софии и дяде Джейке. Они ведь наверняка хотят «получить с этого хоть что-нибудь». Эгоистично не спросить их мнения. Я это осознаю. Но что, если они столько лет заботились обо мне лишь в надежде на то, что Вселенная как-то отплатит им за это? Я этого не переживу.
Судорожно вздохнув, заставляю себя посмотреть на Тедди:
– Спасибо за предложение. Это очень мило с твоей стороны. И я знаю, что ты делаешь его от всей души. Но мой ответ остается прежним. Мне не нужны эти деньги.
Он качает головой.
– Не понимаю. Как они могут быть не нужны тебе? Почему ты отказываешься от них?
«Потому, – хочется ответить ему, – что эти деньги превратят нашу жизнь в стеклянный снежный шар, перевернутый вверх тормашками. Они изменят все. А для меня нет ничего страшнее».
Но я не могу сказать этого Тедди. Не сейчас, когда он взлетел к облакам с той самой минуты, как мы нашли лотерейный билет. Мне не хочется быть той, кто вернет его назад на землю.
– Просто не нужны, и все, – на этот раз намного тверже повторяю я.
Поняв по моему тону, что дальнейшие уговоры бесполезны, Тедди со вздохом откидывается на спинку стула.
– Хорошо, – говорит он и тянется за последней булочкой. – Но я тебя честно предупреждаю: если ты не поторопишься изменить своего мнения, я, возможно, потрачу твою часть денег на икру.
– Это твоя часть денег, а не моя, – слегка улыбаюсь я. – И скорее всего, ты потратишь ее на что-то более экзотичное.
– Как ты догадалась? – поднимает брови Тедди.
– Это же очевидно. Сквоб!
– И правда, очевидно, – ухмыляется он. – Возможно, я открою целый сквоб-ресторан. Или еще лучше: сеть ресторанов. Я принесу сквобов в массы!
– Уверена, только сквобов массам и не хватает.
– Мы назовем сеть «МакСквоб». Это стопудово будет хит. Я стану великим ресторанным заправилой, открою огромный офис в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе и буду летать на частном самолете из Токио в Сидней, из Сиднея в Пекин, из… – Тедди умолкает, видя мое вытянутое лицо. – Что?
– Ничего, – качаю я головой. Я знаю, что он шутит. Конечно, шутит. И все равно такое ощущение, будто он уже готовится отсюда улететь.
– Эй, – он наклоняется и берет меня за руку. – Все будет хорошо, ты же знаешь.
– Знаю, – машинально отвечаю я.
– Ничего не изменится, – обещает он. – Правда.
И я, как дурочка, ему верю.
Часть 3
Март
18
Деньги приходят в дождливый день в середине марта. Последние семь недель Тедди отчаянно косит под участника телевизионных шоу, в которых всех, включив таймер, запускают в магазин с горой налички. С его растущим ассортиментом кредиток он ухитрился влезть в такие долги, что у доджекпотового Тедди давно бы уже случился инфаркт.
Сегодня колоссальный выигрыш должен наконец-то официально приплыть к нему в руки, и мы с Лео прогуливаем восьмой урок ради присутствия на пресс-конференции в офисе лотереи. Мама Тедди, разумеется, тоже тут, и мы стоим вместе с ней в конце зала позади репортеров с их микрофонами и эфирных бригад с их громоздким оборудованием, наблюдая за тем, как Тедди принимает здоровенный чек с не менее здоровенной улыбкой.
– Тедди, – заговаривает репортер, когда наступает время вопросов. – Что ты планируешь делать с такой суммой денег?
– Еще не знаю, – отвечает Тедди, окруженный вспышками фотокамер.
Лео закатывает глаза. Мы оба знаем, что Тедди слегка кривит душой. Он уже вовсю расстарался, чтобы проделать в этой сумме маленькую брешь.
– Пока я лишь привыкаю к мысли, что разбогател.
– Ты – самый юный победитель за всю историю лотереи, – замечает другой журналист. – Старшеклассник. Для тебя этот выигрыш что-то меняет?
– Помимо моих отметок по математике? – шутит Тедди, и зал взрывается смехом.
Я вижу, как блестят его глаза, какое удовольствие ему доставляет расположение толпы. Не важно, кто рядом с ним – стайка репортеров или группка школьников: Тедди знает, как завоевать сердца людей, и для него происходящее на пресс-конференции – лишь следующая ступень и больший вызов.
Тедди поднимает громадный картонный чек выше, и одна рука соскальзывает. Менеджер тянется помочь ему, но Тедди, недобро покосившись на него, отступает, прижимая чек к себе и обводя собравшихся преувеличенно обеспокоенным взглядом.
– Ни за что на свете не выпущу эту штуку из рук, – заявляет он.
Толпа смеется, и мои губы тоже растягиваются в улыбке. Тедди такой привлекательный в своей застегнутой наглухо рубашке, тщательно причесанный – особенно на затылке, где волосы всегда встают ежиком. Он полон мальчишеского задора и едва сдерживает радость. Даже если бы я не была в него по уши влюблена, все равно бы нашла его сейчас привлекательным до невозможности.
– Известно, что лотерейный билет вам подарила подруга. Вы можете это как-то прокомментировать?
Щеки обдает жаром. Кэтрин берет меня за руку и слегка сжимает ладонь. Стоящий на возвышении Тедди подмигивает мне – настолько молниеносно, что если не ждать этого, то и не заметишь. Я ждала.
– Так и есть, – отвечает он аудитории. – И это лишь доказывает, что я самый везучий парень на земле не только в отношении выигрыша.
Я неосознанно прижимаю руку к груди, и Тедди улыбается мне.
После конференции он подходит к нам и спрашивает, улыбаясь от уха до уха:
– Ну как я справился?
Судя по его улыбке, ответ ему и так уже известен.
– Когда это ты успел стать в этом профи? – светится от радости Кэтрин.
– По-моему, я был для этого рожден, – смеется Тедди.
– Ты поосторожней, а то твоя раздутая голова станет больше, чем чек, – поддразнивает его Лео.
– Ты замечательно справился, – отвечаю я, прекрасно сознавая, что не могу отвести от него глаз. Может, дело в свете, или вспышках камер, или в том, что он отвечал на вопросы журналистов так, будто всю жизнь только тем и занимался, но я вижу его сейчас другими глазами.
