– Глядя сейчас на все это, ты своего мнения не изменил? – спрашиваю я.
Надо отдать Тедди должное, он не притворяется, что не понял, о чем я.
– Не-а, – отвечает он, обводя взглядом кампус. – В таком замечательном месте не жаль провести четыре года. Но это не для меня.
– Ну, это даже хорошо. Сомневаюсь, что для твоего перевода сюда тебе хватило бы ста сорока миллионов долларов, – подкалываю его я.
– Я вообще об универе, – пихает меня локтем Тедди.
– Знаю. – Мне стоит колоссальных усилий не продолжать эту тему.
Дорожки заполнены студентами с рюкзаками на плечах и книжками в руках. Пытаюсь представить себя здесь в следующем году. До этого осталось не так много времени. Но что интересно, Стэнфорд не так уж и сильно отличается от Северо-Западного и других виденных мною университетов. Меняется общий фон: в одних учебных заведениях здания из красного кирпича, в других – из белого камня; в одних ходят в парках, в других – в шлепках. Однако они схожи по сути.
Ты не в лотерею играешь, выбирая, где провести четыре года своей жизни, где получить знания, обрести друзей и понять, кем ты хочешь стать, вернувшись в большой мир.
Выберешь одно место – и твоя жизнь пойдет одним путем.
Выберешь другое – и она будет совершенно другой.
Лучше особо не заморачиваться этим, а то истерзаешься сомнениями.
Мы обходим залитые солнцем здания, когда у меня начинает болеть голова. В висках словно стучат крохотные молоточки.
– Наверное, ты просто устала, – говорит Тедди. – Мне не надо было… – Он умолкает. «Мне не надо было приходить ночью в твой номер». Его мысль ясна и без слов.
Мы останавливаемся рядом с высокой колокольней. Закинув голову, я глубоко задумываюсь. Перед колокольней расположен фонтан – низенький, широкий, пустой. Его голубая плитка блестит на солнце. Подхожу к нему, и на меня обрушивается воспоминание: я сидела здесь в детстве, ела полурастаявший шоколадный батончик, а родители разговаривали поблизости.
Вот только они не разговаривали. А ругались.
Я опускаюсь на бортик фонтана, и Тедди садится рядом:
– Эл?
– Все нормально, – бормочу я, утыкаясь лицом в ладони. Голова идет кругом.
Не знаю, что не так с этим местом, с этим воспоминанием. Остальные воспоминания, выплывшие из памяти в этой поездке, отличаются от него. В них мы запускаем на пляже воздушных змеев, наблюдаем за парусниками в заливе, бродим по фермерскому рынку или гуляем вечером по крутым холмам нашего района.
Все это было на самом деле.
Но и это воспоминание тоже не выдумка: мои родители, стоящие в нескольких ярдах от меня, расстроенные, говорящие пониженными голосами, чтобы я не слышала ссоры.
Я прикрываю глаза. У меня почти нет воспоминаний об их ссорах, или я просто старалась об этом не думать?
И снова память выдает отчетливую картинку:
– Может, подождешь до следующего года? – говорил папа в тот день. Он выглядел бледным. И окружавший их кампус, казалось, был где-то далеко-далеко. – Сейчас мы не можем себе этого позволить.
– Сможем, если ты…
– Что? Найду настоящую работу?
– Я хотела сказать: высокооплачиваемую работу, – ответила мама. – Всего на год. Пока я буду проходить обучение. С повышенной квалификацией я сумею добиться увеличения финансирования, расширить центр. Мы даже можем вместе работать над этим.
– Почему твои цели всегда важнее моих? – с досадой всплеснул руками папа.
– Потому что я пытаюсь спасти детей.
– А я всего лишь пытаюсь спасти деревья, – поднял брови папа.
– Ну… – Мама пожала плечами.
Ссора родителей не утихала и на обратном пути через кампус, и в машине, и всю дорогу домой. Но что было потом, я не помню. Несколько месяцев спустя мама заболела, поэтому отучиться в магистратуре у нее не вышло. А папе все равно пришлось найти работу получше, чтобы оплачивать расходы на лечение. Когда через год после смерти мамы в его машину врезался пьяный водитель, папа все еще горел желанием спасать деревья. Но он дни напролет работал в информационно-справочной службе, отвечая на вопросы о неисправностях кофеварок.
Все это время я думала, что мама не прошла обучение из-за рака, а не из-за прозаической проблемы с деньгами и не из-за обыденного разногласия с моим папой. И меня это выводит из равновесия.
Тедди пихает мое колено своим:
– Что случилось?
– Ничего.
– Эл…
В это мгновение я только и могу думать: Лео. Как бы мне хотелось, чтобы он сейчас был здесь и я рассказала ему эту историю. Мне не пришлось бы объяснять, что для меня значит это воспоминание. Лео сразу бы все понял и нашел подходящие слова.
Но потом я смотрю на Тедди. Он не сводит с меня взгляда, и его глаза полны беспокойства. Мне вспоминается, что он сказал той ночью у себя дома: «Ты идешь к Лео, когда тебе хочется вспоминать, и идешь ко мне, когда тебе хочется забыть».
Сейчас со мной рядом Тедди, но я не хочу забывать. Только не это воспоминание. Поэтому я делаю глубокий вдох и рассказываю ему все.
Я говорю ему о разговоре родителей – разговоре, которого совершенно не помнила до этой самой минуты, – и Тедди внимательно слушает меня. Закончив, ожидаю услышать от него что-то вроде «ого!», «ох» или простого «мне жаль, Эл».
Но вместо этого он говорит:
– Значит, они не были идеальными.
– Что? – теряюсь я.
– Они были обычными людьми, – наклонив голову и взглянув на меня искоса, поясняет Тедди. – Очень хорошими, но все же обычными.
– Естественно. Я это знаю, – отвечаю и почти сразу осознаю: а так ли это? Я еще не отошла от ошеломившего меня воспоминания, и в голову закрадываются мысли: что еще я могу не помнить? Что еще могла упустить?
– Мне кажется, – медленно, осторожно начинает Тедди, – что иногда ты делаешь из своих родителей великомучеников. Ты возвела их на пьедестал. Но это не честно – ни по отношению к ним, ни по отношению к тебе. Я знаю, они много сделали для того, чтобы этот мир стал лучше, и это очень здорово…
Я вздергиваю подбородок, ожидая продолжения.
– Но они также все это делали, потому что такова была их работа. Даже люди, работающие над спасением мира, все равно работают за зарплату. И в конечном счете они просто обычные люди.
Он, конечно же, прав. Мои родители не были идеальными. Они были как все. Ссорились, терпели неудачи, разочаровывали друг друга. Они раздражались и уставали. Срывались, ворчали, бухтели.
Но они также смеялись, шутили и поддразнивали друг друга. Сильно переживали и заботились о людях и окружающей среде. Они пытались оставить свой след в этом мире, однако не знали, как мало времени им на это отведено.
