В таком поцелуе можно полностью раствориться, потеряться на часы, а может, и дни. И нам так и кажется. Кажется, будто мы целую вечность не отрываемся друг от друга, сплетясь губами и руками, а весь остальной мир отдаляется и исчезает.
Тедди роняет пакет из аптеки, и его содержимое со стуком и бряцаньем рассыпается по тротуару. Мы, вздрогнув, разрываем объятия, и я наклоняюсь за упавшим добром. Я в таком состоянии, что не сразу соображаю, что вижу.
– Зачем тебе столько дезодорантов? – поражаюсь я, не давая одному из них укатиться в траву. – От тебя вроде не так уж и сильно попахивает.
– Ну, спасибо! – смеется Тедди, протянув руку за упаковкой зубной нити. – Это не для меня.
Выпрямившись, я пристально смотрю на него:
– Да ладно!
– Ага, – улыбается он. На тротуаре лежат зубные щетки, малюсенькие бутылочки с жидкостью для полоскания рта, несколько упаковок с пластырями и даже несколько пар носков. – В следующий раз я принесу больше. Тут просто в спешке все брал, очень хотелось начать.
– Откуда ты…
Тедди пожимает плечами:
– Ты не раз говорила о том, в чем они нуждаются.
– И ты меня слушал? – спрашиваю я с таким изумлением, что Тедди опять смеется. Невероятно. Я перевожу взгляд на усыпавшие тротуар туалетные принадлежности. Все это время я недооценивала Тедди. Все это время думала, что он не обращает внимания на мои слова.
– Я еще наличку принес, – похлопывает он по заднему карману, в который сунул бумажник после того, как забежал в вестибюль банкомата. – Знаю, этого недостаточно, но нужно же с чего-то начинать, да?
– Да, – киваю я, все еще ошеломленная.
Тедди нагибается за пакетом, а потом бросает взгляд в сторону церкви.
– Готова?
Дивясь сама на себя, я беру его за свободную руку. Не могу сдержаться. В глазах Тедди такая надежда, такое искреннее желание помочь. Я улыбаюсь ему, он улыбается мне, и мы долгое мгновением стоим, глядя друг другу в глаза. Затем я киваю, и мы пересекаем газон – держась за руки, счастливые и немного шальные, жаждущие поделиться нашим подарком судьбы.
Часть 6
Июнь
47
Странно видеть, как эта квартира после стольких лет постепенно опустевает.
Все заставлено картонными коробками, полными книг с желтеющими страницами, обернутой в газету посудой, небрежно сложенной одеждой. Стены пестрят ярко-синими пятнами, оставшимися после множества фотографий Тедди, а по полу, точно перекати-поле в миниатюре, катаются выбравшиеся на свет из-за мебели клубки пыли.
Собирая с полки в коробку фотографии в рамках, я то и дело останавливаюсь и обвожу комнату ошеломленным взглядом. Квартира, когда-то привычная и знакомая – в каком-то роде мой второй дом, – изменилась до неузнаваемости.
– Перемены – это хорошо, – подмигивает мне Тедди, проходя мимо с коробкой в руках. Отойдя от меня на несколько шагов, он останавливается и пятится, пока не оказывается лицом к лицу со мной. Наклоняется и чмокает меня в губы.
Лео на другом конце комнаты закатывает глаза. Однако мы уже привыкли к этому и не обращаем на него никакого внимания.
– Спасибо, – говорю я, и Тедди отвечает мне взглядом, от которого заходится сердце.
Он поправляет в руках коробку и несет ее к двери.
«Перемены – это хорошо», – повторяю я про себя, пробуя слова на вкус, позволяя им мячиком поскакать в голове. Затем снова решительно говорю себе: «Перемены – это хорошо».
Но мне еще сложно убедить себя в этом. А может, никогда и не получится. Не представляю, каково это – прожить жизнь в убеждении, что все перемены – к лучшему. Слишком многое случилось со мной для подобного оптимизма, для такой слепой веры. Но я стараюсь убедить себя.
«Перемены могут быть хорошими», – слегка меняю я фразу. Она кажется гораздо ближе к истине.
Распахивается дверь, и в квартиру, перебирая стопку конвертов, заходит Кэтрин.
– Миссис Донахью снова отдает всю нашу почту скопом. – Она кладет письма на кухонную стойку.
Тедди берет один из конвертов, разрывает его, и к нему на ладонь выкатываются три зеленых драже.
У меня вырывается удивленный смешок, но Тедди просто глядит на конфеты.
– Что это? – с озадаченным видом спрашивает Кэтрин.
– «Скитлс», – отвечает он. – Зеленые.
– Не понимаю, – хмурится его мама.
– Зеленые – это хорошо. – Тедди смотрит на нас с улыбкой.
– Но что это…
– Они от отца, – объясняет он. И Кэтрин сразу все понимает.
Мы втроем молчим, рассматривая конфеты в ладони Тедди так, будто они могут дать ответ на очень важный вопрос. И в какой-то степени ответ есть, пусть и смутный. Эти зеленые драже – знак того, что его отец пытается измениться, что, возможно, у него это получится. И что у них обоих все будет хорошо.
Я вспоминаю о чеке, увиденном на днях на столе Тедди, – пожертвование обществу анонимных игроков. Как же, наверное, тяжело всем сердцем желать помочь человеку, которому никто не может помочь, кроме него самого. Когда остается лишь ждать. И надеяться.
Пока же зеленые драже – это хорошо. И это уже начало.
Тедди убирает конфеты в конверт. Идет к коробке с надписью «Воспоминания» и убирает в нее письмо от отца.
У Кэтрин жужжит мобильный.
– Черт, – бросает она на него взгляд. – Мне пора бежать на встречу с подрядчиком. Сегодня мы выбираем шкафы.
– Звучит захватывающе, – шутит Тедди.
Кэтрин смеется.
– Хочешь – верь, хочешь – нет, но так оно и есть. Во всяком случае, для меня. Меня захватывает все, касающееся нашего дома, даже всякие мелочи.
Ее слова вызывают у Тедди улыбку.
На прошлой неделе мы с Лео ходили посмотреть, как продвигается ремонт их нового дома. Мы с братом держались позади, когда Тедди с Кэтрин обошли груды деревянных досок, чтобы постоять на том самом месте, где раньше жили. В этот момент они, наверное, думали о том, как сложилась их жизнь после переезда, о том, как она разом ухудшилась, а потом – так же внезапно улучшилась.
– Спасибо. – Кэтрин притянула к себе сына и со слезами на глазах посмотрела поверх его плеча на меня. – Спасибо вам обоим.
Она берет со стойки ключи от своего нового дома.
– Не забудь, что потом я сразу иду в больницу, – напоминает она Тедди и, закрывая дверь, машет на прощание рукой. – К ужину вернусь.
– Я думал, она теперь меньше работает, – говорит Лео после ее ухода.
– Так и есть. И больше никаких ночных смен. – Тедди пожимает плечами. – Я уговариваю ее вообще уйти с работы, но она отказывается.
