— И вам не кашлять, Вадим Батькович, — непринужденно отозвался я, — Решил наконец проставиться?
— Перебьешься, — отрезал Кривицкий. — Вопрос, гражданин Ветров: не пора ли подтвердить вашу лицензию на ведение частной детективной деятельности? Вас не пугает, что вы ее безнадежно просрочили? Ждете, когда в ваш офис придут лучшие бойцы Новосибирского ОМОНа?
— Издеваешься? — оторопел я.
— Ладно, расслабься, ничего другого не придумал, — хмыкнул Вадим. — Ты же в курсе прямолинейного милицейского юмора? Жизнь-то как?
— Признаюсь честно, Вадим, еще минуту назад все было прекрасно.
— Прекрасно — это хорошо, — изрек Кривицкий, после чего заговорил нормальным человеческим голосом: — У нас проблемы, Никита. Неприятно признавать, но это так. Ты все еще работаешь с Якушиным? Ладно, не отвечай, знаю, что работаешь. Требуется консультация — как раз по его… скажем так, специализации.
— А какая у него специализация? — не понял я. — Похоронить кого-то хочешь?
— Я сейчас похороню, — пообещал Кривицкий. — Если не перестанешь перебивать. Просьба отнестись серьезно. В городе происходят неприятные вещи, и если бы ты иногда вылезал из своей погребально-культурной скорлупы, то был бы в курсе. Нам нужна консультация — и не надо по этому поводу ехидничать и иронизировать. Если уж обращаемся, значит, все реально плохо, и мы готовы выслушать даже… нетривиальные версии.
— Мы — это кто? — решил уточнить я.
— Мы — это лучшие головы новосибирской и ярославской полиции, — не ведая скромности, пояснил Кривицкий. — Только не спрашивай, при чем тут Ярославль, это не по телефону. Так что, готов Якушин оказать посильную услугу нашей полиции? Заметь, Никита, мы могли бы сами к нему нагрянуть и поставить перед фактом, однако хочется по-доброму, что ли… — выдавил Кривицкий нехарактерное для себя слово, — вежливо спрашиваем, готов ли он оказать содействие, когда ему удобно, и все такое… В общем, не заставляй унижаться, — рассердился Вадим, — мы готовы подъехать в любой время. Хоть сию минуту.
Он невольно меня заинтриговал. От нашей полиции можно ожидать чего угодно, но чтобы набиваться на консультацию Якушина…
— Да, это несколько странно, — согласился Сергей Борисович, когда я ему позвонил. — Но чего не случается в этом мире? Придется принять высокую делегацию. Сегодня не очень загруженный день, можно себе позволить… Вы тоже подтягивайтесь, Никита Андреевич, интуиция мне подсказывает, что ваше присутствие не будет лишним. И Варвару Ильиничну возьмите, если она еще не убежала на работу.
Варвары Ильиничны уже и след простыл. Мой звонок настиг ее, когда она ныряла в метро.
— Какая прелесть, — восхитилась Варвара. — Это что-то свежее в новейшей истории. Я возвращаюсь, Никита, вот только позвоню на работу и что-нибудь придумаю. Без меня не уезжай! А лучше подхвати меня на «Октябрьской», я пока в бутик зайду, перчатки себе подберу.
У шлагбаума на въезде стояла полицейская машина. Ее обтекали люди с цветами, прибывшие на церемонию кремации. Охранник был незнакомый — видимо, новенький. Он осведомился о цели визита, поинтересовался, к какому именно Якушину мы направляемся, а когда моя физиономия стала меняться, Варвара пихнула меня в бок: мол, так надо. Человек ведет себя глупо, но правильно.
В хозяйстве Якушина в очередной раз усиливаются меры безопасности. А похоронный холдинг возглавляет целая семейная династия. Пришлось ждать, пока он свяжется с кем-то по рации, выяснит, не шпионы ли мы. Варвара исподлобья косилась на полицейскую машину.
— Надеюсь, у нас не начинаются политические репрессии? — хмыкнула она.
— Нет, — успокоил я. — Просто мой дружок стал важной персоной и теперь передвигается только так.
В итоге нас пропустили. Через несколько минут мы входили в музей. Посетителей было немного, главный выставочный зал погружался в привычный мистический полумрак.
Варвара задержалась у стойки, где Маргарита (сменщица Ларисы) выписывала чеки на бланках, обсудить женские секреты и заодно похвастаться новыми итальянскими перчатками из очень тонкой кожи.
А я уже чувствовал, куда надо идти, и передвигался в зал короткими перебежками. За конным катафалком, увозящим в вечность останки бердского купца, находилась инсталляция старинной траурной комнаты под черным балдахином. Женщина в черной вуали сидела на коленях у гроба, просила Господа о спасении души дорогого человека. Раньше я принимал ее за живую…
Я обогнул инсталляцию, встал за элегантный старинный шкаф. Подобные изделия создаются здесь же, на территории завода специальных изделий. Граждане привозят Якушину старую ненужную рухлядь, а мастера в столярке создают из нее шедевры мебельного антиквариата, чему я сам был свидетелем.
Гости находились в районе лестницы на второй этаж. Незнакомый подтянутый мужчина мялся у шкафа с медалями, посвященными Дню отца, отошел к соседней части экспозиции, где выставлялись декоративные пасхальные яйца с лаковыми миниатюрами, живописующими жития святых. Потом он сместился к надгробным плитам, уставился на выбивающееся из контекста маленькое чугунное надгробие.
Мужчину сопровождал экскурсовод Михаил — плотный, франтовато одетый малый, идеально подкованный по всем вопросам жизни и смерти. Пару месяцев назад он оказал неоценимую услугу нашему расследованию, встав на защиту ценного музейного артефакта. Неудивительно, что именно его Сергей Борисович привлек для встречи непрошеных гостей. Самого Якушина в обозримом пространстве не было — что никого не удивляло.
Надгробие явно заинтересовало посетителя, он сел на колени, включил фонарик в телефоне и стал читать выдавленную надпись.
«Мент, — подумал я, — командированный из Ярославля, впервые в нашем городе и в этом странном музее…»
— Это недавний экспонат, если вам интересно, — комментировал Михаил, — уникальное чугунное надгробие с могилы ребенка. Его нашли в небольшом селе в Республике Коми. Обратите внимание на даты рождения и смерти — девочка скончалась в 23-м, ребенку было полтора года. Чугунные надгробия в первые десятилетия ХХ века были широко распространены — руда имелась повсюду, изделия из чугуна отливали чуть не в собственных дворах. Форму вырезали из дерева, а потом заливали металлом. Изделие уникальное, до нашего времени дожили единицы — все остальное люди сдали на металлолом. Данный предмет несколько десятилетий использовался в хозяйстве как корыто, потом мы его купили… Кстати, совсем недавно объявился родственник этой похороненной девочки — она оказалась его родной тетей. Умерла в младенчестве, была похоронена на старом кладбище нынешнего Сыктывкара. Кладбище закрыли в 1932 году по санитарным требованиям — в те годы особо не церемонились, людям дали три дня, чтобы перенести прах своих родственников на новое кладбище. Срок, конечно, нереальный, а выражать возмущение в те годы было неразумно. Сносили даже могилы героев революции и Гражданской войны. На месте кладбища расширялся город, вырос новый военкомат, а все, что осталось от похоронной атрибутики, хозяйственные крестьяне растащили по подворьям. Нам еще повезло, что последние владельцы надгробия связались с нашим музеем — а ведь могли отнести этот артефакт в пункт приема металлолома… Кстати, обратите внимание на экспонат по соседству. Это тоже чугунное надгробие, но уже XIX века. Оно венчало могилу титулярного советника Артамонова и было обнаружено в одном из пунктов приема металлолома города Барнаула…
