— В этом как раз не вижу ничего особенного, — отмахнулся Якушин. — Испытываю здоровый скепсис к нумерологии, хиромантии и тому подобным вещам. Для кого-то это важно, ищут сокровенный смысл… Не думаю, что это было единственное, что заводило вашего маньяка. Да, он считал это важным — я же считаю ерундой. Число 23 считается особым у символистов, любителей конспирологии, у тех, кто занимается сомнительными обрядами и ритуалами. Два плюс три — равняется пяти, число для вызова Сатаны. Два поделить на три — 0,666 — так называемое «число зверя». Поверьте, это недостойно серьезного исследования. Но в другом вы правы, Роман, вполне возможно, что гражданин Усманский не был во время обследования предельно откровенным. Зачем он что-то утаивал — вопрос другой…
— В конце концов, для нашей работы это неважно, — сказал Губин. — Маньяк обезврежен, убийства прекратились. По личным качествам он также был не подарок с бантиком. Рост чуть выше среднего, жилист, лицо маловыразительное, но глаза въедливые. Сдержан, но может вспылить. Хороший специалист в своей области. Бывшая жена характеризует его как сравнительно мягкого, вечно погруженного в себя, иногда способного накричать, но никогда не распускавшего руки. К сыну относился так себе, особо воспитанием не занимался. В общем, темная лошадка…
— История на этом, видимо, не закончилась, — подметил Якушин. — В противном случае вас бы здесь не было. Маньяк сбежал?
— Маньяк умер.
— Вот как?
— Просто взял и умер, — развел руками Губин и усмехнулся, — И поди пойми, зачем ему это понадобилось… Внезапный сердечный приступ, утром в камере нашли тело. Без всяких ядов, инсценировок, реальный сердечный приступ, хотя никогда до этого Усманский на сердце не жаловался. Диагнозу врачей можно верить. Суда еще не было, насчет вменяемости психиатры не определились. А тут такое… За телом никто не явился, даже бывшая жена проигнорировала. Маньяка кремировали, соблюдя все формальности, пепел развеяли…
— Туда ему и дорога, — не сдержалась Варвара. — Но рискну предположить, что история все равно не закончилась.
— Теперь похожие убийства стали происходить в нашем городе, — перехватил эстафетную палочку Вадим Кривицкий, и все угрюмо на него уставились. Судьба конфет Новосибирской фабрики, которые опрометчиво принесла Маргарита, уже была решена — Вадим стопкой складировал развернутые фантики. Он съел их один, остальные к конфетам даже не притронулись, и теперь сообразил, что можно и смутиться.
Сергей Борисович поморщился, хотя новость не стала для него неожиданной. Мы все ожидали услышать что-то подобное.
— Происшествия начались с июня текущего года, — развивал тему Кривицкий, — 23 июня, 23 июля и так далее… Всего четыре случая. Погибли четыре женщины. Анастасия Мельникова, Ольга Штрауб, Марина Серегина и Оксана Хмельницкая. Всем — от 23 до 28 лет. Медсестра, студентка Академии художеств, преподаватель в частной школе, временно безработная… — Вадим неплохо подготовился, шпарил без бумажки. — Не путаны, — покосился он в мою сторону, — вели добропорядочный образ жизни, за исключением, может быть, студентки Серегиной, которая любила посещать бары, танцполы, меняла парней… Но деньги за секс не брала, ей просто нравился такой образ жизни.
Медсестру Мельникову убили недалеко от ее 22-й поликлиники, возвращалась домой с вечернего дежурства, преступник затащил жертву в кусты, где и совершил злодеяние. Жила одна, хватились только утром, когда она не пришла на работу… Студентку Серегину нашли в лесу недалеко от Морского проспекта, неподалеку обнаружили тело шпица, которого она выгуливала. Мать подняла тревогу, но ночью искать не стали — с ее-то репутацией ветреной девчонки…
Ольгу Штрауб нашли дома — кто к ней приходил и под каким предлогом, неизвестно. У подъезда не было камер видеонаблюдения. Муж вернулся из двухдневной командировки в Барнаул, попал под подозрение, его больше месяца держали за решеткой, потом отпустили — когда появилась информация о третьем аналогичном преступлении.
— Ты об этом никогда не рассказывал, — упрекнул я.
— Не наши районы, — вздохнул Кривицкий. — Кировский район, Академгородок, Калининский район… И только последнюю, Оксану Хмельницкую, нашли в Железнодорожном районе, вблизи локомотивного депо. Там формируют составы, всегда грохот, ничего не слышно. Возвращалась от подруги и пропала в районе Бурлинского переезда. Поначалу мы не знали о событиях в Ярославле, даже преступления в Новосибирске не сразу объединили. Потом стали выяснять, не происходило ли в других городах что-то подобное…
— Да, это можете пропустить, — бросил Якушин.
— Все убийства полностью аналогичны. Та же рука, та же зацикленность на числе 23, также никаких следов и никаких свидетелей. Вся работа впустую, зацепок нет.
— Подражатель? — было первое, что пришло мне в голову.
— Об этом подумали, — хмыкнул Вадим. — Но во-первых, — он начал загибать пальцы, — историю о ярославском маньяке худо-бедно удалось утаить. Да, она могла вылезти, но далеко не во всех деталях. Во-вторых, всех, кто обследовал маньяка и вел следствие, а также их знакомых и родственников негласно проверили — никто из них не выезжал в Новосибирск. В-третьих, и это самое главное — ярославские эксперты проанализировали манеру нанесения ножевых ударов новосибирским маньяком и пришли к выводу, что эти удары наносил один и тот же человек.
Глава четвертая
— Прости? — не понял я.
Остальные молчали.
— Именно так. — Вадим выдержал трагическую паузу. — Сымитировать такое невозможно. Та же рука. Ну, чего уставился как на больного? — рассердился Вадим. — Имеем исходные условия: похожие жертвы, аналогичные обстоятельства, тот же почерк, то же исполнение, та же самая рука. Отсюда вывод: это тот же самый человек.
— Который умер?
— Да, который умер.
— И именно поэтому, когда не можете найти мало-мальски пристойной версии, когда проработали все и не нашли подтверждения, вы решили прийти ко мне, чтобы получить хоть какое-то, даже неправдоподобное объяснение, — такое ощущение, что Сергей Борисович разговаривал сам с собой.
— Да, Сергей Борисович, боюсь, что это так, — отозвался за всю правоохранительную систему Губин.
— Начальство знает, куда вы пошли? — ехидно спросил я.
— Нет… Да иди ты, — проворчал Кривицкий и начал усердно прятать глаза.
Воцарилось продолжительное тягостное молчание. Никто не смеялся, не шутил, и я невольно начал задумываться: к чему бы это? Господа из полиции вели себя несоответственно образу — мялись, смущались. Варвара угрюмо помалкивала в своем углу. Сергей Борисович размышлял. При этом лицо его становилось бледнее обычного, а в жестах возникало что-то резкое. Он машинально отхлебнул из чашки, не заметив, что там ничего нет.
— Только не говорите, что новосибирский маньяк работает тем же самым ножом, — проворчал я.
— Нет, что вы, — откликнулся Губин, — оружие у маньяка всегда разное. Но это хорошо заостренный нож или стилет с длиной режуще-колющей кромки не меньше двенадцати сантиметров. Оружие в Ярославле мы не нашли — он сам не помнил, куда его выкинул. Оружие для маньяка никогда не являлось фетишем. В Новосибирске он орудует похожим ножом, но это другой нож. Мы говорим о почерке, о манере, о том, что у каждого человека индивидуально и не поддается имитированию.
